- А не вас ли это рыбак ждет на озере?
Сорока тревожно взглянул на Николаева и ответил на вопрос вопросом:
- Рыбак? Какой это рыбак, где ждет?
Николаев замер, ожидая ответа.
- Ну, не рыбак, а в тельняшке, - поправился геолог. - Мы на шалаш случайно вышли. Это километров десять - двенадцать отсюда будет, а там рыбак этот. Говорит, жду деда-охотника, пойдем с ним дальше в тайгу. Я и подумал, не вас ли он ждет?
Николаев отметил про себя, что геолог не назвал дату встречи, хотел уточнить, но Сорока опередил его и равнодушно протянул:
- А-а, это Андрей, видно. Когда вы его видели-то?
"Ах, какой молодец Сорока, - подумал Николаев, - никак нельзя сейчас выдать себя, ничем нельзя".
- Дня два назад. Нет, три, - поправился геолог, - точно, три дня. А имя не знаю. Не знакомились. Мы спешили, надо было сюда, - он показал на палатку, - вернуться.
- Понятно, - сказал Сорока и обратился к Николаеву: - Ну, Александрыч, кажется, нам попутчик будет, Андрей. Охотник он хороший, не помешает.
- Да мне-то что, пусть себе. Дичи всем хватит, тайга большая, - как можно спокойнее ответил Николаев, а мысль его уже лихорадочно работала в поисках решения.
Ясно, что на стоянке геологов Игошина нет, но он где-то поблизости. Контакта с геологами он, по-видимому, не испугался.
До шалаша Сороки не менее десяти километров, значит, сегодня засветло не дойти. Самое лучшее - отдохнуть сейчас, поужинать, набраться сил и во второй половине ночи, соблюдая крайнюю осторожность, направиться к шалашу, подойти к нему обязательно до рассвета и устроить засаду. Если Игошин в шалаше Сороки, они быстро обнаружат его и тогда задержание будет обеспечено. Геолог не должен ничего понять, они не знают, что это за человек.
"С дедом надо срочно обговорить все", - решил он и сказал:
- Давай, Вадим, располагайся, еду доставай, есть хочется, - и приложил ладонь к губам.
Вадим наклонил голову, он все понял. Подошли к костру, над которым устроен был таган и варилась уха. Вадим развязал рюкзак, достал хлеб, кружки, банку тушенки.
- Я, ребята, отлучусь на минутку. - Николаев встал и пошел к лесу в противоположную сторону от тропы, по которой они пришли.
Понятливый Сорока тоже встал, попросил геолога снять с ноги пластырь, посмотрел на рану, покачал головой:
- Эк тебя, парень! Сейчас я травку принесу, - и тоже направился к лесу.
На поляне было проще. Войдя в лес, Николаев вдруг ясно понял, что их маленький отряд легко обнаружить. Пока они были более уязвимы, чем жестокий и хитрый преступник, которого нужно обезвредить. С тревогой вспомнил Николаев об отряде Колбина. Ребята не знают, что Игошин где-то близко.
"Только бы не выдали чем-нибудь себя, - подумал он. - Нужно первым выйти к шалашу, чтобы не случилось нового несчастья".
Николаев оглядывал тайгу, невольно отмечая, что она может укрыть Игошина за любым деревом, за валежиной, в высокой густой траве. Даже вот в тех роскошных цветах можно схорониться. Сейчас тайга казалась ему не нарядной красавицей, а коварной сообщницей Игошина.
Неслышно подошел Сорока, тихо окликнул:
- Давай-ка, брат, обмозгуем дело. Быстро только. Что думаешь предпринимать?
Николаев рассказал, что он решил на поляне. Сорока задумчиво покачал головой.
- Александрыч, пугать не хочу, но скрывать не стану. Опасно стало. Андрей зверя скрадывал, ему нас выследить - раз плюнуть. До темноты с поляны нельзя уходить, но глядите в оба. С геологами - молчок, так я советую. Незачем нам лишний шум. Они пока в безопасности. Андрей их не тронул раньше, сейчас подавно не тронет, меня ждет. Если утром Андрея не найдем - вернемся, предупредим. А сейчас нельзя. Как погуще стемнеет тронемся, но не по тропе - вдоль тропы пойдем и очень тихо, с оглядкой. К удивлению Николаева, зло выругался и добавил: - Ты пушку свою поближе держи, на зверя идем. Дуй к костру, я следом.
Николаев вернулся к костру, где Вадим увлеченно и громко обсуждал с хозяином какие-то геологические проблемы.
Вскоре подошел Сорока, принес травку, пополоскал в озере, привязал к ране геолога, дал про запас, наказал сменить повязку утром.
- Мы-то до свету тронемся, а простимся с вечера, - пояснил он.
Сняли с костра готовую уху, вскипятили чай. Николаев и Сорока, казалось, без слов понимали друг друга.
Стараясь казаться беспечным, Сорока громко шутил, смеялся, подтрунивал над ребятами, а сам настороженно прислушивался, незаметно оглядывал тайгу.
Николаев был начеку. Улучив минутку, он осторожно переложил в карман куртки наручники, приготовленные для задержания, - вдруг понадобятся, пистолет тоже был под рукой.
Собираясь ужинать, Сорока и Николаев сели у затухающего костерка лицом к лесу, чтобы не упускать из вида всю поляну. Геологи расположились рядышком напротив них, лицом к озеру.
Отведали свежей наваристой ухи. Разлили в железные кружки черный, обжигающе горячий чай. Хозяин палатки вынес в мешочке из-под проб сахар, стал угощать. Куски сахара были крупными, неровными, и геолог похвалился:
- Завхоз наш такой сахарок добыл. Самый таежный. Крепкий, сладкий, берите, не стесняйтесь!
Вадим взял кусок, стал прилаживаться, как удобнее расколоть его в ладони обушком ножа. Николаев отвлекся, следя за его веселой возней, и вдруг всем своим существом почувствовал, как напрягся старый охотник Сорока.
Вскинув голову, Николаев увидел стоящего за спиной геологов человека. Это был Андрей Игошин.
Высокий, широкоплечий, он казался еще выше от того, что стоял на взгорке. Выцветшая рыбацкая роба. Патронташ. Нож в чехле. Под правой рукой, стволами вниз - двустволка, он придерживал ее, палец на спусковом крючке.
Все это успел охватить Николаев единым взглядом и в тот же миг понял, что все они под прицелом.
Игошин видел их, улучив момент, застал врасплох и был сейчас хозяином положения, контролируя действия всей группы.
Недаром призывали к осторожности Сорока и майор Серов. "Андрей Медвежье сердце" был опытным охотником, вышел из леса бесшумно и занял такую позицию, с которой мог отразить любое нападение, стреляя навскидку. Уж он не промахнется.
А жертв допустить нельзя.
- Привет, - сказал Игошин, не изменяя позиции. На звук его голоса мгновенно обернулся Вадим, да так и застыл, а Игошин обратился прямо к Сороке: