Ийск Петухов знал как свои пять пальцев. Не тратя время на вызовы, сам пошел по адресам, справедливо полагая, что так будет значительно быстрее.
Обошел тех, кого назвала Пушкова, познакомился со всеми - никаких подозрений. И никто не видел женщину в коричневой шубе.
Уже смеркалось, в окнах появились желтоватые огни лампочек. По старинной привычке кое-где в домах закрывали ставни. За этим занятием Анатолий и застал Варвару Пучко, которая оказалась шустрой худенькой старушкой в ватнике, в старых, подшитых валенках.
- Я буду Варя Пучко, - сказала она, и заметив удивление Петухова, неожиданно молодо и звонко рассмеялась, блеснув черными глазами: - Не ожидал видеть такую молодайку?
- Да что вы, - смутился Анатолий. - Просто мне вас по отчеству не назвали, а я ведь не знаю, кого ищу.
- Всю жизнь меня Варей кличут, до седых волос дожила, а все в Варях хожу. Я не сетую - чего мне величаться. Ты, милок, меня зачем искал? спросила она.
- Из милиции я, Варвара...
- Евменовна, - быстро подсказала хозяйка.
- Варвара Евменовна, - повторил Петухов. - Я к вам по делу.
- Входи, при службе нечего нам на улке говорить. Вишь, - Пучко кивнула на снег у забора, - весна-то примораживает, входи, у меня тепло, натопила только что.
В избе действительно было тепло и уютно. Пол устлан умело вытканными половиками. Заметив, что гость с интересом разглядывает их, опасаясь испачкать сапогами, Пучко ловко бросила ему под ноги кусок влажной мешковины и приветливо заговорила:
- Молодец, милок, что труд чужой ценишь, нагрязнить не хочешь.
Петухов осторожно прошел, сел на желтую лавку, к столу. И лавка, и стол украшены резьбой так искусно, что сотрудник милиции невольно погладил деревянный завиток, и это тоже не ускользнуло от внимания Варвары Евменовны.
- Это мой старик старался, мастер был на все руки, а это вот, - она кивнула на яркие дорожки, - моя работа. Раньше мы за коврами не гонялись. Сделал своей рукой - вот и гордись. Нам-то было чем гордиться, - вздохнула Пучко, - на весь поселок я лучше всех дорожки ткала. Да что я тебя, милок, заговорила, высказывай сперва свое дело, - спохватилась она.
Петухову, уставшему за день, так приятно было сидеть, подогнув под лавку ноги, слушать негромкий голос Варвары Евменовны. Певучий, красивый сибирский говорок успокаивал; незаметно за беседой она поставила перед Анатолием большую кружку с густым горячим чаем и сама села напротив, сложив на коленях темные руки с узловатыми пальцами.
- Я, Варвара Евменовна, вас по важному делу побеспокоил, - начал он. - Вы в магазине "Ткани" недавно были? Слышали, что там случилось?
Старушка молча кивнула.
- Ну так вот, я с просьбой к вам: не припомните ли людей, что были в торговом зале, не встречалась ли женщина в коричневой шубе?
- Отчего не помню, помню, конечно, - Пучко задумалась ненадолго, затем, загибая пальцы, перечислила несколько уже знакомых Петухову фамилий.
"Опять впустую", - досадливо подумал он. Эти люди уже проверены.
- И вот еще, - продолжала женщина, - накануне там на крылечке встретилась мне щекинская деваха с подружкой. А в шубах в магазине никого не видела, нет, врать не стану.
- А щекинская-то кто такая? - спросил Петухов.
- В педучилище учится. А дом щекинский на нашей же улице. Хоромина под железной крышей, ты ее сразу увидишь, как пойдешь от меня. Подружку Татьянину не знаю, как кличут, но в прошлом годе она у них жила, училась, потом пропала куда-то, а нынче вот у "Тканей" попалась на глаза.
- Одежду их не опишите? - Петухова насторожило последнее сообщение. Выявились новые, неизвестные еще лица - Щекина Татьяна и ее подруга.
- Помню, милок, Танча в куртке была из шуршистой материй, не запомню я ее названия. А на подружке пальтишко бордовое.
"Нет уж, видно, удачи сегодня не будет", - подумал Анатолий, поднимаясь, и скорее по привычке обстоятельно все выяснять до конца, спросил у Пучко:
- Щекины крышу свою железную суриком не красили?
- Как же, красили, красили, - ответила она, кивая, - осенью поздно, лист уже облетел, Щекин сам с шурином своим красил крышу. Никого не нанимали, сами и красили. И правильно, я тебе, милок, скажу, сделали. За зиму и весну железо под снегом поржавеет, чини потом. А они по-хозяйски сделали, - говорила старушка, провожая гостя и прощаясь с ним. - Собаки у них нет, иди смело, - крикнула она ему вслед.
Дом он узнал сразу. Добротный, новый, без палисадника. Высоко от земли расположенные окна задернуты занавесками. В комнатах горит свет, значит, дома кто-то есть. Петухов осторожно постучал в раму, занавески отодвинулись в сторону. Выглянул мужчина, и Анатолий махнул ему рукой, приглашая выйти. Минуты не прошло, как тот показался. Сотрудник милиции представился ему, извинился за позднее вторжение и сказал, что нужно бы поговорить.
- Входите в избу, - пригласил хозяин.
Через длинные холодные сени они вошли в дом, сразу в кухню, где на столе стоял ужин - глубокая тарелка с борщом, розовеющее на блюдце свиное сало, тонко нашинкованная капуста, посыпанная луком.
- Неловко получилось, - подосадовал вслух Петухов, - оторвал от еды.
- Ужинать с нами, - моложавая хозяйка несла еще одну тарелку, даже не спрашивая, кто и зачем пожаловал. Сибирское гостеприимство не позволяло оставлять гостя без внимания. Анатолий знал это, поэтому отказываться не стал, присел напротив главы семейства, который хоть и был встревожен необычным визитом, но, соблюдая те же законы гостеприимства, сказал:
- Ладно вам извиняться. Если ко мне, то и хорошо, что поздно - днем меня не застанешь, на работе. Да и вечера прихватываю, пока дороги не развезло окончательно, торопимся вывезти из тайги лес.
- Как звать-величать вас, не знаю. Только фамилия мне известна.
- Петр Григорьевич, - представился хозяин и спросил: - Срочное дело или поужинаем сперва?
- Поужинаем, - согласился Анатолий, и они принялись за борщ.
Почувствовав в новом знакомом человека неторопливого и, как он сам, основательного, Петухов не стал спешить задавать вопросы. Дождался, пока тот, отодвинув объемистую чайную кружку, не спросил сам.