Выбрать главу

- Нина Петровна, мы нашли вас, какой смысл таиться? Была у вас Костерина? Чьи у вас дети? Поймите, что все это мы узнаем - если не от вас, то от других людей. Если вам или Костериной не хочется посвящать посторонних - не лучше ли нам открыться?

Таня убеждала еще долго. Та наконец сдалась.

- Ладно, - сказала Сивкова, - понимаю, до всего вы докопаетесь сами, поэтому только и откроюсь. Но, прошу вас, не троньте Соню. Этой бабе выпало в жизни столько горького, что десятерым было бы достаточно. Била-била ее жизнь, колотила, ан не все выколотила. Тянется к хорошей доле, борется за нее, и человека вроде неплохого нашла. Соне и детям он опора.

Румянцева, не перебивая, внимательно слушала Сивкову. И перед ней предстала картина такой горькой, запутанной, словно специально кем-то закрученной судьбы, что Таня с ее короткой и прямой жизненной стежкой ужасалась и ахала про себя. И ей становились понятными озлобленность Костериной, ее недоверие к людям, желание спрятать, утаить самое дорогое для нее - детей.

...Софья была единственной дочерью младшей сестры Сивковой, которая рано лишилась мужа и растила дочку одна, работая медсестрой в больнице. Желание получше накормить, одеть Сонечку заставляло ее работать не щадя себя.

Слабая здоровьем женщина скоро надорвалась, и единственная дочка радости не приносила: душевной близости между ними не было, и неоткуда ей было взяться, они между собой почти и не общались. К болезни, к усталости прибавились муки душевные из-за черствости дочери... И осталась Софья одна. Ей едва исполнилось 17 лет.

А жить надо, есть хочется - делай теперь все сама, помощи ждать неоткуда. Бросила школу, пошла работать и пустила к себе на квартиру приличная однокомнатная квартира у нее осталась от матери - веселую женщину. С этого и начались Сонины несчастья. К квартирантке приходили гости - носили вино, еду, оставляли какие-то вещи, ночевали, гуляли. Соню хвалили, ею восхищались, угощали, дарили подарки и деньги - девушка была в центре внимания, и это нравилось ей. Работать на швейной фабрике, где она строчила простыни и наволочки, уже совсем не хотелось. Прогул, другой, а потом Соня и вообще не пошла на работу. И как-то так получилось, что ее уход с фабрики остался незамеченным - была она уже, как считалось, взрослой. А дома веселая квартирантка нашептывала: "Плюнь, швейня не для тебя, ты - королева".

Жилось, как казалось Соне, действительно неплохо. Но эта полоса прошла. Нагрянула милиция, увели подружку, забрали дареные вещи - Соня и сама к этому времени знала, что "наставница" ее мошенница и воровка. Знала, но ничего не хотела менять в своей жизни - как идет, так и идет.

Говорили с ней, увещевали, вернулась она на фабрику.

Прошло с полгода, и вдруг появился чернявый красавец. Веселый, белозубый, с дичинкой в пронзительных глазах. Принес письмо от бывшей квартирантки.

Саня Костерин - так звали парня - отбыл срок, и та писала, чтобы Соня его приютила. Постеснялась девушка прогнать парня, да и был он больно хорош. Девичью честь свою не сберегла, не устояла. А Саня ей - про любовь, про верность до гроба. Страсти, клятвы, слезы - Сонина податливая душа успокоилась.

Потом начались будни. Денег, которые Костерин заработал в колонии, хватило ненадолго. Он стал пропадать из дома, уходил, приходил, когда ему вздумается, приносил водку, приглашал таких же веселых парней. Она пыталась протестовать, но однажды, когда стала гнать разбушевавшуюся компанию, ее, уже беременную, Саня увел на кухню, хладнокровно и расчетливо, с застывшей улыбкой на губах, несколько раз хлестанул по лицу. Чтобы Соня не упала, он держал ее, взяв за кисти обеих рук своими сильными пальцами. Раньше ее никогда не били. Это было страшно и безысходно. И Соня сломалась. Стала бояться, предпочла молчать и подчиняться, лишь бы не видеть в глазах Костерина холодную злобу.

Родился ребенок. Дочка Света.

С рождением девочки жизнь пошла еще труднее. Ребенок плакал, мешал супругу, тот сердился, кричал: "Заткни ей глотку!" Потом муж совсем редко стал бывать дома. Так было спокойнее, но у Сони кончались деньги, а надо было жить.

Тогда-то и встретилась она с Ниной Петровной, приехавшей на могилу сестры. Сонина изболевшаяся душа прильнула к тетке, нота вскоре уехала, муж ее оставался дома один и сильно болел. До своего отъезда сходила Нина Петровна на фабрику, получила для девочки направление в ясли, а Софья вышла на работу. Супруг долго не появлялся, потом приехал - похудевший и откровенно злобный. Снова жизнь превратилась в ад. Пил Саня много. Соня выпивала и раньше, но изредка. Теперь же все чаще прикладывалась к спиртному, чтобы заглушить страх. Пьяная она была отважной, легко переносила зуботычины и побои. Ей, охмелевшей, казалось, что она нашла выход, а трезвой становилось еще хуже. Утром она видела заброшенную голодную дочку.

Угрызения совести, жалость к ребенку Софья заливала водкой - так и катилась ее жизнь по замкнутому порочному кругу, который сжимался и сжимался.

Увещевания сослуживцев не помогали. Соня все больше тупела, озлоблялась. Но она все же работала - строчила трясущимися руками простыни, избегая осуждающих взглядов соседок. Муженек же неизменно к приходу участкового имел справку с работы - то он грузчик в магазине, то сторож на совхозном поле. И - дерзко: "Работаю, а пью - на свои. Живу как хочу, и вы мне не указ".

Соня опускалась все ниже.

Наступил день, когда ее вызвали в суд. Чем измерить то унижение, что испытала она, когда услышала: она больше не мать своему ребенку. Ее лишили родительских прав, потому что нельзя оставлять девочку в доме, где процветает пьянство. Лишившись дочери, Соня как бы очнулась. Потихоньку от мужа уволилась, бросила все, уехала.

С трудом приходя в себя, жила одна, работая в совхозе. Ей сразу дали жилье. Но неутолимая тоска по Светлане погнала ее в родной город. Дочь подросла, не узнала ее. Это причинило новую боль. Хотелось быть рядом, слышать милый голосок, прижимать к себе маленькое тельце.

Соня пришла домой, но лучше бы не приходила.

Вечером, оглядев вымытую и прибранную квартиру, Костерин коротко и тихо бросил: - Еще раз уедешь - убью. Тебя порешу и девку.

И Софья поняла: он может сделать это. Терпела молча побои, долгие часы проводила у дочери в Доме ребенка. И - новое горе.