Известно о том, что катер не прибыл, Воробьев встретил чуть ли не истерикой:
— Не может быть! Вы меня обманываете! Я сделал все, все. Они же обещали…
— Попробуйте связаться в шесть утра, — спокойно сказал Михайлов. — Если не ответят, значит, вы чем-то выдали себя.
— Да, да, я буду работать в шесть. Они ответят, вот увидите, я ничего не напутал, они ответят. Нельзя же так подводить человека…
Последняя фраза заставила Михайлова улыбнуться.
— Они все могут, Воробьев, — сказал он и вышел из комнаты.
В шесть утра «Нептун» отозвался. Значит, виной тому, что не прибыл катер, была не ошибка Воробьева, а скорей всего светлая ночь. «Терпение, — ответил «Нептун», — мешали обстоятельства. Ждите завтра, в то же время».
И опять ждали. С вечера погода, словно выполняя волю «морского царя», начала портиться. С Охотского моря набежали тучи, пошел дождь. Быстро опустилась темнота. И вот радио донесло на командный пункт кодированный сигнал: «Вижу неизвестный катер». Через несколько минут поступило сообщение с другого корабля: «Неизвестный катер вблизи границы. Движется на север в наших территориальных водах».
«Пропустить! Ждать команды…» — последовал ответ.
Однако ждать пришлось недолго. Новое сообщение все изменило:
«Катер повернул, уходит назад. Разрешите преследование!»
— Действуйте! — поддержал решение командира корабля Бочаров и приказал всем кораблям идти на перехват. Теперь дорога была каждая минута.
Фуртас принял оба сигнала: и тот, который сообщал о неожиданном повороте назад катера-нарушителя, и приказ Бочарова о преследовании.
Пограничный корабль вышел из узкой бухты, которая надежно укрывала его от наблюдения с моря. Локатор нащупал три точки, одна перемещалась строго на юг, две другие — на юго-запад, наперерез первой. Нетрудно было определить, что быстроходный катер уходит от погони и успеет раньше выйти в нейтральные воды. Наши корабли не успевали перекрыть ему путь. Только корабль Фуртаса мог еще отрезать путь нарушителю…
— Самый полный!
Минута встречи приближалась, это можно было судить по локатору, только по локатору, потому что ночь была беспросветной. Фуртас приказал включить прожектор, но в ярком его луче искрились лишь косые полоски дождя.
— Справа по борту. Смотреть всем!..
И вот долгожданное: силуэт судна с высоко задранным носом.
Два зеленых сигнала мелькнули на советском корабле. Ответа не последовало. Снова сигнал. И снова молчание. Катер не реагировал ни на один из известных всем морякам сигналов об остановке. Фуртас приказал дать предупредительный выстрел.
Но и это не подействовало.
Капитан-лейтенант мог бы приказать уничтожить врага. Но ведь не это нужно было пограничникам, важно было захватить катер.
Он шел теперь в полумиле с левого борта и несколько впереди.
Расстояние между судами почти не сокращалось. Когда до нейтральных вод оставалось не более двух миль, катер резко прибавил скорость, сделал то, чего уже не мог сделать более тяжелый корабль пограничников. Видимо, на это и рассчитывал шкипер, понимая, что пограничники будут стараться захватить катер «живым». Теперь он расходовал этот резерв скорости, надеясь выйти из советских вод до встречи с кораблем.
Фуртас прикусил губы. Сообщив обстановку на командный пункт, он отдал команду открыть огонь на поражение. Другого выхода не было. Иначе нарушитель ушел бы безнаказанным.
Залп! Корабль резко качнуло.
Еще залп! Море осветил сноп огня: на катере что-то взорвалось. Над ним взметнулся язык пламени…
11
Итак, катер появился у Сахалина по вызову Воробьева. Ему об этом сказали, не уточняя, чем кончилась ночная операция. Однако он пока что, видимо, играл в открытую, и потому настроение его значительно улучшилось. На допросах снова стал вести себя свободно, уверенно, даже пытался шутить.
Материалы следствия пополнились показаниями о том, как проходила дальнейшая подготовка Воробьева к шпионской деятельности. Он рассказал, как с американским офицером Майклом Огденом вылетел из Франкфурта-на-Майне в Вашингтон, как в тридцати километрах от столицы Соединенных Штатов, на загородной вилле, изучал Приморский край СССР, усиленно занимался стрельбой, греблей. Дальше шли записи о вылетах Воробьева с Огденом в Нью-Йорк, а затем в Бойс (Западная Калифорния).