Но Гурцат всего седмицу тому разослал гонцов по Степи. Посланники от его имени говорили так:
- Хаган племен мергейтов решил, что каждый из ханов может войти в священный круг, встретиться с предками и покровителями наших равнин. Тогда на общем совете и решится судьба народа. Хаган ждет гостей в ночь полной луны, после заката дневного светила.
Только ближайшие родичи Гурцата и вдобавок самые верные его тысячники, прошедшие через войну с меорэ, полуночными лесовиками и непобедимой конницей солнцеликого шада Саккарема, ответили:
- Пусть хаган решает без нас. Мы - лишь верные его слуги. Что скажет Гурцат после священной ночи - будет законом не только человеческим, но и законом богов.
С другими было иначе. Худук-хан, глава рода шайбани, услышав речи гонцов, не стал покорно склонять голову перед знаком повелителя Степи.
Он ответил так:
- Хаган разослал слово по Степи. Видать, Гурцат полагает, что стоит ему чихнуть, и в других кюрийенах все начнут кашлять. А его советник, этот проклятый чужеземец с волосами белыми, как крылья моли, начал слишком много себе позволять. Однако Гурцат предложил говорить с богами. Я, ведущий свой род от прародителя мергейтов, принимаю приглашение. Решено - я еду. И со мной отправятся старшие сыновья. Пусть учатся мудрости у богов...
И улыбнулся Худук-хан гонцу. Нехорошо улыбнулся. Посланник, взяв свежего коня, тотчас ускакал дальше оповещать иные улусы. Стих быстрый постук копыт, и из-за тканного золотом полога появилась старшая жена хана Худука, вождя всех шайбани.
- Люди рассказывают, - тихо проговорила госпожа Алакчинь, - будто у хагана Гурцата не два уха, но две сотни. Зачем было произносить такие слова перед лицом его посланника?
- Посланника?! - искренне возмутился Ху-дук и даже покраснел от злости. Перед лицом? Ты о чем говоришь, женщина? Не перед лицом, а перед шакальей мордой! Я не боюсь человека, которого мы по своему недомыслию избрали хаганом, а уж тем более не могу страшиться сплетен падалыциков, которых он набрал в свои тысячи!
Спокойная чарующая речь прекрасной Алакчинь не изменилась:
- Гурцат выпил воды из реки власти. Из отравленной реки. Теперь он будет пить лишь из этого источника...
- Ну и что? - буркнул Худук. - Обопьется и лопнет. Никто, ни один хан, ни единый вождь на памяти наших отцов и матерей, не требовал от шайбани слепого подчинения. Да, когда явились проклятые меорэ, понадобился вождь. Однако теперь опасность минула. Земля-Мать не потерпела на своем лике чужих сыновей.
- Тебе не нужна слава? - чуть приподняла изогнутую бровь жена. Алакчинь по-прежнему стояла у полога, опустив глаза и почти не шевелясь. Едва заметно двигались одни ее губы. - Не нужны новые земли?
- Зачем? - яростно вытаращился Худук и ударил ладонью по кошме. - Степь прокормит еще пять поколений! Или пятьдесят пять! Так было всегда - так и останется! Никто не хочет менять древние законы, и я не буду. А Гурцат сам себе готовит погребальный костер! Эй, Тули. - Хан развернулся ко входу в юрту. - Тули! Сюда!
И добавил уже тише, не глядя на Алакчинь:
- Пойди прочь...
Госпожа неслышно скрылась за занавесью. Ни один воин хана не должен знать, что глава племени советуется с женщиной.
Вбежал молодой нукер, ничем не отличавшийся от прочих. Разве что шапка была украшена тремя перьями, а не одним. Единственный знак отличия, который хан позволил носить своим сыновьям.
- Тули, - Худук говорил быстро и зло, - собери полусотню воинов. Послезавтра мы должны быть у хагана Гурцата. Он позволил мне говорить с богами.
- Слушаю, отец, - низко склонился Тули и, повернувшись, вышел из юрты. Показывать спину вождю шайбани имели право лишь трое старших его детей да престарелый слепой отец...
"Что мог задумать Гурцат? - Худук-хан опустился на толстый, сложенный в три слоя войлок, машинально раздул саккаремский кальян и глубоко втянул в себя сизый, пахнущий благовониями дым. - При моем отце, деде или прадеде общий вождь Степи (когда такового избирали!) не приглашал других говорить с богами вместе с ним. Каждый из ханов беседовал с предками в своем кюрийене... Если Гурцат просто хотел видеть всех вождей, он мог собрать Большой Круг. При чем здесь боги? На Кругу решаются вопросы земные. Теперь хаган обещает, что каждый из гостей встретится с силами, которые за пределами нашего мира... Если Гурцат дал слово, так оно и произойдет. Каким бы ни был хаган, обвинять его в бесчестии права нет ни у кого. Только что это может значить?.. Говорить с богами..."
Следующим днем Худук-хан и его старший сын Тули в сопровождении пяти неполных десятков воинов племени шайбани покинули свой улус и отправились вниз по руслу реки Идэр к Полудню. Там, в полутора дневных конных переходах, стояли белые юрты хагана.
* * *
Всадников было одиннадцать.
Уже после заката, однако до времени, когда багровый край полной луны показался над ковыльными холмами Степи, копыта их лошадей ударили о серую утоптанную землю за первым кругом шатров, окружавших временное пристанище повелителя. Никто не боялся, да и стоит ли воинам Степи опасаться избранного ими же повелителя? Более наблюдательные отцы племен заметили, что все лошади нукеров Гурцата оседланы, костры пылают ярко, а бойцы Непобедимой тысячи хагана сидят возле огня и как будто ждут.
Чего ждут?
Великий хаган Гурцат, сын Улбулана, воитель, которому шаманы всех родов Большого Круга предрекли быть первым среди равных и обречь пришельцев из-за моря на гибель, обещал. Значит, все сбудется по его слову. Ханы будут говорить с богами. Каждый вождь племени знал: нарушить слово - обречь себя на общее осмеяние и бесчестие по всем кочевым равнинам от Саккарема до полуночных веннских лесов, от рубежей Северных Врат до перевалов, ведущих в таинственный и почти сказочный Нарлак.
Ни Худука, вождя шайбани, ни Эртая, седобородого отца племени хагийнов, ни Борхойн-батора, молодого, но уже чтимого в поднебесных степях воина и владыку улуса Эрэн-Хото, не смутили косые взгляды ничтожных псов, прислуживающих лисе Гурцату. Но коли простой нукер смотрит на хана чужого племени, в его глазах разве должно читать насмешку? Приятно ли вождям слышать за спиной покашливания, вот-вот готовые обратиться в смех? Какой богатырь Степи вытерпит даже косвенное оскорбление?