Драйбен на едином дыхании выдал:
- Я здоров, мой конь, расседланный, сейчас пасется с остальными лошадьми, я очень доволен кушаньями, которые готовят слуги хагана, сегодня прекрасная ночь, а звезды очень ярки. Все!.. Менгу, у нас в Нардаре, когда приходят по делу, сначала обсуждают именно дело, а уже потом - все остальное. Говори, я слушаю.
"Чужой народ - чужой обычай, - раздосадованно подумал сотник. - Пускай будет так. Не стану противоречить уважаемому человеку".
- Моя рабыня очень напугана, - запинаясь, начал Менгу. - Мне стыдно признаваться перед тобой, но я тоже боюсь. Фейран твердит, будто нужно идти к тебе. Ты разъяснишь, откуда приходит страх.
Драйбен удивленно поднял бровь. Любопытно... В войске Гурцата ни один нукер ничего не боится, кроме гнева Заоблачных или немилости хагана. Какому невероятному событию нужно стрястись, чтобы мергейт признался в своем страхе? Очень интересно!
- Чего ты опасаешься? - выкроив на лице вежливое безразличие, уточнил Драйбен. - Человека, будущего, самого себя, богов?
- Будущего, - точно определил Менгу. - Я вижу страшные сны. Зеленая степь становится бурой от пепла. Вместо дождей с небес падает кровь. Вместо кумыса змеиный яд.
- Холодная белая туча клубится над горами, - вмешалась в разговор мужчин Фейран, все еще сжимая в узкой ладони тонкостенный серебряный кубок с нетронутым вином. - Каменный лед сковывает реки, и глубокий снег засыпает все ведомые и неведомые земли.
"Очень интересно! - напряженно подумал Драйбен. - Я давно приметил - у девочки незаурядные способности к предвидению. Только изъясняется она слишком вычурно, настоящая саккаремка. Арранты, творцы науки логики, услышав слова этих двоих, сделали бы вывод: все меняется к худшему. Я и Менгу страшимся будущего; более чуткая саккаремская красавица, унаследовавшая неизвестно от кого дар предсказания, зрит в мыслях холодное облако. Во всех верованиях холод - символ смерти и опустошения. С теплом, солнцем или огнем связаны только добрые боги. Снежная туча над горами... Над горами. А мы идем в Логово. Боги, что я наделал!"
Драйбен внимательно посмотрел на Фейран. Волосы и нижняя часть лица девушки, по обычаю Саккарема, укрыты тканью, видны только глаза. И, если внимательно приглядеться, в этих глазах заметна лишь пустота. Как у животного, ведомого людьми на убой. Неужели положение настолько скверно? Но ведь не скажешь сотнику и его необычной рабыне: "Извините, любезные, это я виноват в ваших кошмарах и не представляю, как исправить свершенное". А действительно, как? Обратиться к богам? Боги далеко и редко слышат призывы смертных. Убить Гурцата во время одной из бесед? Оно подыщет другого. Разрушить Камень? Пытался, и неоднократно. Бесполезно. Словом, в очередной раз придется врать...
- Господин, - произнес Менгу, перебивая мысли Драйбена, - мой народ раньше не был таким. Ни один мергейт никогда не убивал детей или старцев, даже во время войны. Мы шли на Саккарем за новыми землями. А теперь? Зачем жечь поля, разрушать улусы, расправляться даже с теми, кто не носит оружия? Почтенный Драйбен, я чувствую безумие. Оно появляется внезапно, во время битвы, заслоняет наши настоящие мысли, и его не остановить. Люди говорят: ты мудрец. Скажи, что нужно делать, чтобы не сойти с ума?
Драйбен молчал, пожевывая губами. Невероятные и леденящие кровь странности, сопровождавшие поход хагана Гурцата в полуденные земли, его изрядно озадачивали, но смутно нардарец ощущал: причина, сдвинувшая с места лавину, уже накрывшую Степь, Аша-Вахишту, большинство областей Саккарема, нардарское пограничье и окраины Халисуна, таится вовсе не в изысканиях эрла, пожертвовавшего ради знаний о древнем волшебстве спокойной жизнью, поместьем и добрым именем. И пожар, сжигающий полуденную часть континента, не зависел от вторжения меорэ и избрания Гурцата хаганом Степи. Катастрофа непременно произошла бы, рано или поздно, в том или ином виде, с участием мергейтов или без них.
Что вмешалось в неспешное течение жизни мира? Чужой для этого мира бог? Невероятное совпадение многих случайностей? Внезапное возрождение древнего колдовства, магии, исчезнувшей из мира после прихода Небесной горы?
Одно Драйбен знал точно - несущаяся по Саккарему и дальше на Закат кровавая волна наверняка поднялась не без его участия! Эта странная находка в Логове... Такие камни доселе были неизвестны никому. Включая самых просвещенных ученых и мудрецов. Безусловно, людям знакомы волшебные кристаллы, разбросанные по всему миру со времен Великой Тьмы: священные Камни Меддаи, алый адамант саккаремской Богини, сохраняющийся в храме Мельсины, сгинувшие неизвестно куда легендарные Три Пресветлых Камня, якобы созданные при самом сотворении мира Отцом всех богов...
- Почтенный господин, - осторожно произнесла Фейран и осмелилась потянуть Драйбена за рукав, - прости мою дерзость, но в твоем доме неуютно (Менгу глубоко вдохнул да так и застыл, видя немыслимую наглость рабыни, осмелившейся оскорбить хозяина. "Вернемся в юрту - получит десять ударов камчой!"). Здесь так холодно... Господин, что ты хранишь вон в том сундуке?
Драйбен прищурился, быстро поднялся на ноги, жестом остановив готового рявкнуть на Фейран Менгу, схватил девушку за руку и подвел ее к ящику со своими небогатыми пожитками. Маленький кубок Фейран уронила, и розовое вино растеклось лужицей по ковру, постепенно исчезая в пушистом ворсе.
- Посмотри сама, - быстро сказал Драйбен, откидывая крышку сундука. - Вот, видишь? Свитки, книга, где мною записана мудрость разных народов, амулеты, оберегающие от темных богов... Что?
Фейран нагнулась и безошибочно выбрала некий тяжелый предмет, завернутый в белый шелковый платок.
- Это? - Драйбен мгновенно отобрал у девушки свой Камень, шагнул назад и быстро развязал узел, скрепляющий сверток. Теперь у него на ладони красовался искрящийся снежно-белый кристалл - словно кусочек льда. Постепенно вокруг Камня начало разгораться еле различимое холодное голубоватое сияние.