Но прежнего эффекта не было.
Во-первых, стол был слишком хлипким для массивной фигуры шефа, а во-вторых, вокруг стола находилось слишком мало восторженных сотрудников редакции, внимавших словам главного редактора.
Но он стоял, размахивая свежей газетой, поворачиваясь во всех направлениях.
— Я держу в руке лучший номер нашей газеты за всю ее историю. Никогда еще никто не проявляя к ней такого интереса! Нас цитируют АП, АФП, Рейтер и Си-эн-эн.
Сотрудники смущенно переглядывались. Большинство из них не работали в те былинные времена, когда все сидели в бумажной пыли. Теперь многие занимались только онлайновыми версиями, работали с коммерческими радиопередачами или, в лучшем случае с гламурными приложениями. Многие из них вообще в глаза не видели и никогда не читали реальной, настоящей газеты.
— Берит написала о том, как сотрудникам иностранной спецслужбы позволили вольно действовать на территории Швеции, — этот материал появится в следующем номере, — торжествующе гремел Шюман с возвышения. — Мы увидим, как все вцепятся и в эту историю. Мы будем и дальше разрабатывать расследования Анники, касающиеся нобелевских убийств. Мы оповестили весь мир о том, кто стоит за этими убийствами, и о том, что они продолжаются. Это великий для нас день. А теперь продолжим работу!
В прежние времена такую речь встретили бы восторженной овацией.
Но теперь люди просто смущенно постояли перед столом и тихо разошлись по своим рабочим местам.
Анника и Берит, скрестив руки на груди, сидели рядом с тревожными лицами.
— Время над ним не властно, — сказала Берит. — Иногда я сомневаюсь: он вообще соображает, что делает?
— Думаю, как раз начинает соображать, — возразила Анника. — Он должен заставить газету работать, и только что попытался это сделать. Он хочет увлечь за собой всех, кто здесь работает. Ему надо показать всем, что такое настоящая журналистика.
— Ты хочешь сказать, что важно то, что мы говорим, а не то, что у нас теперь есть широкополосный Интернет? — невинно поинтересовалась Берит.
— Да, примерно так, — ответила Анника. — Кстати, знаешь, что я сделала сегодня утром? Я напугала до смерти двух мальчишек, которые все время задирали Калле.
— О-хо-хо, — вздохнула Берит. — Они же будут преследовать тебя в кошмарных снах.
Анника вздохнула.
— Пусть преследуют, зато Калле будет хорошо. Так кто, как ты думаешь, знал об экстрадиции Джемаля из Бандхагена?
— Все выглядит приблизительно так: правительство по собственной инициативе санкционировало экстрадицию. Правительство воспользовалось одним из параграфов закона о терроризме, параграфом о слежении за иностранцами. На этот параграф они ссылаются всегда, когда не хотят, чтобы все знали, что они делают. Ну, ты понимаешь — государственная безопасность и все такое прочее, где правительство является высшим авторитетом.
— Это то самое новое законодательство?
— Нет, эти законы действуют уже больше тридцати лет, и применяли их раз, наверное, тридцать. Так что, надо сказать, правительство ими не злоупотребляет. Но каждый раз применение их вызывает подозрения, потому что власти редко говорят о том, что стоит за этим решением. Если случай не является экстраординарным, то правительство запрашивает рапорт миграционной службы, а затем окружной суд рассматривает дело и принимает решение. Но по каким-то неведомым мне причинам эти случаи почти всегда оказываются экстраординарными…
— Но не может же правительство просто так вышвыривать из страны людей, зная, что их ждут пытки? — спросила Анника.
— Нет, конечно, не может, — кивнула Берит. — Согласно тому же закону, правительство может приостановить или отменить экстрадицию, если есть риск, что человека на родине приговорят к смертной казни или подвергнут пыткам. В таких случаях применяют принудительную регистрацию подозреваемого в терроризме. Подозреваемый должен определенное число раз в неделю являться в полицию, чтобы доказать, что он чист… Этот гласный надзор может продолжаться до трех лет, а потом дело передают в суд.
— Значит, гораздо легче просто выставить подозреваемого из страны, — сказала Анника.
— Особенно если мимо совершенно случайно проходят американцы, — заметила Берит.
— Кого мы обвиняем на этот раз?
Берит бросила на стол стопку бумаг и сняла очки.
— С чисто формальной точки зрения офицера полиции безопасности, который бездарно провел экстрадицию. Его зовут Антон Абрахамссон. Он позволил контролировать экстрадицию служащим иностранной полиции. Это техническая ошибка, большого скандала не будет. Дело в другом — как вообще можно хватать слесаря из Бандхагена, голословно обвинять его в терроризме и депортировать?