—–
Жирный ублюдок вернулся и теперь толкает нам свою блевотную тягомотину. Он говорит о вечном и насущном. Рассуждает о бытовухе и прочей чепухе. Он говорит о том, сколько, чего и в каком объеме необходимо сделать мне и мои новым друзьям на один день, с которыми я даже не стану разговаривать. Он заканчивает свою речь и подходит ко мне.
– Сынок, я рад, что ты в добром здравии, – говорит он.
– Спасибо, отец. Я тоже рад, что вы вернулись дабы занять свой высокий пост, – говорю я.
«Я так хочу избавить Мир от тебя, и потом, когда твоя душа попадет в ад, там я хочу превратить ее в пыль, в ничто, чтобы забрать у сатаны возможность взять тебя на свою службу… снова», – думаю я про себя.
– Ну вот и хорошо. У моего сына есть к тебе дело. Сегодня вечером он придет сюда, чтобы встретиться с тобой.– Надеюсь, что с этого момента твоя жизнь станет немного лучше, – говорит он, и в этот момент даже некая симпатия проскакивает в моих мыслях.
Это происходит вместе с кадром из памяти, который показывает мне меня в прошлом.
В обрывках одежды, в крови, мокрый от дождя я стучусь в двери храма поздним вечером. Он открывает и спрашивает о том, что случилось.
– Я не помню. Я не знаю, – говорю я, и это чистейшая ложь.
Он начинает предлагать какую-то помощь, но это все поверхностно, это все не то, что мне нужно.
– Можно остаться здесь? – спрашиваю я.
– Нет, это дом божий. Неправильным будет оставить тебя здесь. Но здесь есть одно место, которое я могу предложить тебе в качестве временного жилья, – говорит он, потом берет меня за руку и ведет к этой самой лачуге.
Так я оказался здесь, в этом мрачном месте, что даже не было пригодным для жилья. По факту здесь был склад разного барахла. Склад никуда не делся, барахло тоже, просто место было освобожденное и сюда встала кровать и тумбочка. Первую неделю я спал на полу. На второй день пребывания здесь меня подняли утром и дали в руки лопату, сказали, что я должен делать, и объяснили, что должен держать язык за зубами, аргументировали почему. С того момента я и живу даже хуже, чем бомж. Тот хотя бы свободен. А я прикован к этому месту чувством долга, но не перед этим злом, что лишь прикидывается добром…
«Я ненавижу себя, – мелькает в мыслях. – И мне это нравится, ненавидеть себя». Это вызвано тем количеством ошибок, которые я допустил раньше. Но мне не стыдно, я рад всему тому, что сотворил. Всем тем предательствам, которые воплотил в жизнь. Я Цао Цао. Я олицетворение подлости, точно так же, как святой отец этой церкви – воплощение греха, как его сын не имеет ничего общего с сыном божьим.
И когда все закончится, я найду себе место под стать этому. Это будет на отшибе всего мира, это будет совершенно одинокое, отдаленное место, где я смогу спокойно сходить с ума, где я смогу слушать те жизни, которыми я жил годами.
Это началось, когда мне еще не было 20. Тогда я начал жить другими жизнями. Тогда я начал плести паутины предательств. Тогда в моей голове появился, наверное, самый правильный, логичный, самый обоснованный своими суждениями и самый логичный своими выводами голос. Тот, который сейчас является пятым. Он безумен, потому что я знаю, что такое сансара. Потому что я пью дрянь, чтобы не было искушения запустить лютый бульон по жилам. Потому что до того как прийти сюда, я прошел курс реабилитации, чтобы вновь лететь вниз и барахтаться.
– Адреналин – наш кайф! – смеясь, кричит пятый голос внутри меня, и внутри все охватывает огонь, внутри просыпается демон, и его смех вырывается наружу.
Я коллекция масок. Я актер и предатель. Я мастер-лицедей. Я кусок дерьма.
А внутри все по-прежнему кипит. Лом и лопата по очереди вгрызаются в землю. Сейчас каждое движение резкое, каждое движение жесткое, каждое движение – отчаянная попытка бежать от собственного безумия.
– Эй, чувак, достаточно глубоко?
– Что?
– Посмотри, достаточно ли глубокую яму я выкопал? – звучит голос неподалеку, и я оставляю свое рабочее место и свои мысли, чтобы посмотреть на выполненную кем-то работу.
– За водой, – говорю я и вновь направляюсь в долину глупых вопросов и мыслей.
Так я пропускаю сквозь пальцы песок времени этого дня. Так мы все пропускаем сквозь пальцы пески времени своих жизней. В томлении какого-нибудь события. Для меня это вечер этого дня. Я представляю, как все наконец-таки закончится. И я смогу поставить точку в истории своих голосов. И я обрету шестой последний голос. И пока что не известно, каким он будет.