Ингви Акисон
Последняя загадка Андерсена
Профессор Якоб Нильсен из Копенгагенского Университета, несмотря на почтенные семьдесят два года, не боялся забираться на высокие стремянки.
Вот и этим ранним вечером в конце марта, когда известнейший специалист по истории литературы полез за парой книг на верхней полке, ничто не предвещало ужасного…
Магазин антикварных книг, расположенный в самом сердце Старого Копенгагена, на улице Фиолстреде, закрывался через полтора часа. Об этом напоминали старинные часы на стене, которые показывали половину пятого. Задрав голову, профессор Нильсен прищурился, после чего улыбнулся как довольный ребенок. Ошибки быть не могло. Под самым потолком виднелись потрескавшиеся коричневые корешки с золотистой надписью: «ИЛИ — ИЛИ». Старик узнал первое издание знаменитого трактата Киркегора, вышедшего двухтомником в 1843 году.
Уже пора в аэропорт, подумал он. Ладно, успею. Он пододвинул легкую алюминиевую стремянку к нужному стеллажу — и начал восхождение.
Последнее в своей жизни.
Для человека семидесяти двух лет господин Нильсен пребывал в отличной форме. Он примчал к антикварному магазину на велосипеде, а рюкзак, который висел у него за спиной в дороге, валялся сейчас на подоконнике. Этим прохладным мартовским вечером на нем была утепленная толстовка с капюшоном, потертые джинсы и белые кроссовки. Телосложение старика было таково, что когда на улице он прикрывал свой ёжик из седых волос капюшоном, то со спины (если не видеть аккуратной седой бороды и очков с толстыми стеклами) профессора принимали за подростка. Якоб Нильсен был частым гостем популярных в Дании телепередач на тему искусства. И уже не одно поколение зрителей поражалось неиссякаемому, какому-то детскому энтузиазму профессора.
Вскарабкавшись по стремянке до потолка, он взял в руки первый том «Или — или» великого философа. Пальцы сами собой нашли любимую цитату: «Суть дела не в том, чтобы обольстить девушку, а в том, чтобы найти такую, которую стоит обольщать».
Старик, проживший долгую и насыщенную жизнь, задумался о чем-то о своем.
Внезапно книга вылетела у него из рук.
Словно со стороны — будто всё происходит с кем-то другим — профессор наблюдал, как его пальцы лихорадочно пытаются ухватиться за полки. Тело почему-то парило в невесомости, ноги не чувствовали никакой опоры. Полки с книгами стремительно проносились перед глазами, уходя всё вверх и вверх. Но дотянуться до них он не мог.
Всё произошло так быстро, что Якоб Нильсен не успел ничего понять.
Удар головы о пол погрузил мир вокруг во тьму.
* * *
Ранее в тот день — когда в Копенгагене было без четверти два — в лиссабонском международном аэропорту «Портела» электронные табло показывали 12:45.
Майкл Купер едва не опоздал на рейс.
Он с раскрасневшимся лицом прошагал по салону до своего ряда, поставил кожаный портфель на свободное сидение, после чего снял пальто, аккуратно свернул его и засунул в камеру для ручной клади над головой. Самолет, принадлежащий авиакомпании TAP Air Portugal, был заполнен пассажирами примерно на две трети. Купер занял свое место у окна в левом ряду. Оба места рядом с ним пустовали. До окончания посадки оставалось всего пять минут.
Неужели мне повезло лететь одному?
Ночной перелет через Атлантику был сущей пыткой. Все семь часов, пока эйрбас летел из Нью-Йорка в Лиссабон, чьи-то гиперактивные дети, сидевшие рядом с ним, не давали никакого покоя. И за те три часа в аэропорту, в которые длилось ожидание рейса Лиссабон-Копенгаген, Купер решил подремать. Даже несмотря на неудобный стул, он провалился в сон так глубоко, что не услышал будильник, который был заведен на телефоне. Каким-то чудом он всё-таки не опоздал на самолет.
Пристегнув ремень безопасности, Купер уже собрался было поставить телефон на авиарежим. Но тут всплыло новое сообщение в Телеграме.
Профессор Якоб Нильсен прислал видео, на котором широко улыбался он сам.
— Привет, Микаэль! — зазвучал в наушниках голос старика. — Ты не поверишь, что я сейчас обнаружил!
Как и всегда, профессор разговаривал с американским аспирантом — и близким другом — на датском языке. Купер к своим двадцати четырем годам овладел этим нечленораздельным наречием викингов до такой степени, что мог без труда понять даже окончательно упившуюся в каком-нибудь из пабов Нью-Йорка группу туристов из Дании. И Купера не переставляло забавлять, что профессор упорно произносит его имя как «Микаэль», на манер датчан. Вот и сейчас в наушниках прозвучало до боли знакомое «хай, Микаэль».