О, Зевс! Как же ты своевольно и беспечно обращаешься с судьбами человеческими. Чтобы спасти мужа от уготованного ему жребия, я собственными руками погубила единственного своего сына. Однако боги всё равно лишили меня супруга. Чем мы разгневали тебя, Громовержец? Теперь Мойры пожелали бросить меня в объятия юноши, который мог бы найти себе супругу по возрасту.
Сын Полиба. Полиб тоже не бессмертен. И Эдип займёт его место, станет царём Коринфа. А я останусь вновь одна и, ужели мне вновь суждено будет стать женой ещё кого-нибудь?
Я его не видела с того дня, когда он победил сфинкса.
Иокаста отошла от очага и направилась к выходу из гинекея. В мегарон женщинам заходить не полагалось. Иокаста пренебрегла этим правилом, как то было и прежде, при жизни Лая.
Она остановилась у ложа. Эдип спал, разбросав руки в стороны. Его щёк, как будто коснулась розоволикая Эос. ицо было сосредоточенным, меж бровей пролегла глубокая складка, которая во сне несколько сгладилась. На груди курчавились светлые волосы — признак мужественности и силы. Иокаста впервые увидела какое у него красивое и сильное тело. Она смотрела на его лицо и в ней пробуждались, скорее материнские, ем женские чувства к этому молодому коринфянину.
Эдип открыл глаза. Иокаста едва сдержала нежную улыбку.
Всё же царица не сумела сдержать проявления нежности, она коснулась рукой светлых волос Эдипа.
— Какой ты красивый, Эдип. Ты молод и наверное честолюбив…
Эдип лежал, закинув руки за голову и смотрел царице прямо в глаза. Она не отводила взгляда. Иокаста, каким-то чисто женским чутьём, улавливала общий ход мыслей Эдипа. Она понимала всю нелепость создавшегося положения. Причём, двоякую нелепость.
Во-первых, этот жестокий народный обычай — выбирать царём победителя или избавителя, и отдавать ему в жёны вдову, не беря в расчёт ни возраст, ни положение.
Во-вторых, их страх друг перед другом. Иокаста угадывала страх не только в себе, но и в Эдипе. Она была уверена, что её нынешний супруг — в полном смятении, боится оказаться в смешном положении и ищет выход из непривычной для него ситуации. Тем более, если учесть его юность. Что ж, пусть решает. Он — мужчина.
Эдип прикрыл глаза. Иокаста поняла, в нём сейчас борется мужское честолюбие и юношеская наивность. И она была уверена — победа будет ни за одним, ни за другим — победит в этом юноше — политик. Она поднялась и безмолвно удалилась.
В этот же день, не повидавшись даже с Иокастой, Эдип, в сопровождении отряда воинов отправился в путь. Ему предстояло побывать во многих городах.
Наутро следующего дня шёл мокрый снег, перемежавшийся дождём. Иокаста чувствовала себя неуютно. Она и в предыдущие дни не виделась с Эдипом, но тогда он был здесь, во дворце. Теперь же, стало пусто. И царица поймала себя на том, что находится в состоянии ожидания — томительного, неизвестного. Эдип не сообщил: ни куда, ни как надолго он уезжает.
День прошёл вяло, хотя дел было не меньше, чем обычно.
Ночами, её порой мучили кошмары, нередко снился Эдип. Однажды царице приснился странный сон. Эдип ехал с воинами через перевал. В небольшой долине отряд остановился на отдых. Эдип соскочил с коня, привязал его к невысокому деревцу, а сам улёгся в зелёную, сочную траву. Светило солнце, дул свежий горный ветерок. Вдруг, Иокаста увидела змею, ползущую к голове Эдипа. Он же, безмятежно лежал, глядя в небо. Змея выбрасывала свой раздвоенный язык и лентой извиваясь, подползала всё ближе. Иокаста знала, что она здесь, с ним, словно она присутствовала как бы во всём: в воздухе, в деревьях, в солнечном свете… Она закричала. Однако услышала лишь свой шёпот, она хотела броситься к царю, но она, Иокаста — не была плотью, будто растворённая в эфире, металась и не знала как отвести от Эдипа опасность. Змея подползла к виску и, уже немигающие её глаза смотрели в то место, куда она намеревалась ужалить молодого коринфянина…
Иокасту разбудила рабыня.
— Проснись, царица. Что тебя мучает, проснись и избавься от мучений, посланных Гипносом.
После этого сна Иокаста уже не могла сомневаться в том, что Эдип ей дорог. Ожидание приобрело смысл. Она не раз представляла себе как встретит своего царя. С каждым днём она убеждалась в том, что любит этого милого юношу и, что эта любовь прекрасна не только чисто женской страстью, но и материнским теплом и самым нежным чувством.
Когда приезжали купцы из других царств, Иокаста внимательно выслушивала их и запоминала каждое слово, услышанное ею об Эдипе. Она, хотя и с опозданием, узнавала местопребывание своего царственного супруга. Нередко она пыталась представить себе его: то в горах на привале, то на пиру у новых друзей. Иногда, ей вдруг представлялось, как Эдип беседует с молодой красавицей, потом они в обнимку идут вдоль портика… Иокасте делалось больно. Тогда — то она чувствовала, что стара для Эдипа, боялась предстоящей встречи с ним, плакала молча по ночам и молила богов о его любви.