— Это ты, мой царь? — голос Иокасты был тих, походил на шелест. Напряжение Эдипа после этих слов достигло наивысшей своей степени и, какое-то мгновение царю показалось — он его не перенесёт, казалось грудь разорвётся, стук в висках напоминал удары молота в кузнице Гефеста. Первое желание, которое он испытал — схватить эту женщину на руки, унести её, задушить в объятиях…Но он стоял, не двигаясь с места. Мгновения ему казались вечностью.
Иокаста за этот день устала. Многочисленные заботы и приготовления сказались усталостью, нервным напряжением. Ночью, когда в гинекее всё стихло, она решила выйти на свежий воздух. Ночь стояла безлунная, тёплая. Внизу, мимо дворца проходили группами горожане, освещая себе путь факелами. Слышались грубоватые шутки, песни, декламация, смех.
Царица прошла в глубину портика и остановилась у одной из колонн. Сегодня Эдип показался ей чужим. Вернее — отчуждённым. О, как она ждала его приезда! Царица осознавала эту силу нетерпения, с которой ждала его возвращения. И сейчас поняла как он ей дорог. Ей вспомнилось последнее утро в день его отъезда, его молодое крепкое тело. Неужели он приехал, чтобы не замечать её? Чтобы быть только царём? Сия чаша слишком тяжела для неё.
Она не услышала, скорее почувствовала его приближение. Он остановился.
— Это ты, мой царь? — почти прошептала бессознательно Иокаста. В груди, словно что-то оборвалось, Иокаста напряжённо ждала, всем своим существом разрываясь между желанием броситься к нему и страхом содеять это, боясь, что Эдип отдалился за время отсутствия и безразличен к ней. И всё же, женское чутьё подсказало ей в следующее мгновение единственно правильный шаг. Царица медленно повернулась. Эдип стоял совсем близко, она увидела его глаза. Её пальцы коснулись его висков, соскользнули на щёки, шею…
Едва Эдип ощутил на своих щеках прикосновение её пальцев, то- страшное по своей силе напряжение, вдруг ещё возросло, хотя, казалось и это уже предел человеческих возможностей и, разом что-то рухнуло в нём, в его груди, мозгу… Он пошатнулся, однако совладал с собой. Эдип даже не сразу понял, что обнимает женщину, которую давно хотел; целует глаза, губы, руки женщины, которую боялся обнять даже в мыслях.
ГОРЕ НАД ФИВАМИ
Полиник и Этиокл сидели в зале для приёма гостей и ожидали прихода отца.
Этеокл-высокий, стройный, с утончёнными чертами лица и манерами, лирик и мечтатель, очень был непохож на своего старшего брата Полиника — широкоплечего, высокого, плотно сбитого — истинного бойца. Да и характеры их сильно разнились.
Будучи ещё маленькими, они нередко ссорились. Полиник, задира и драчун, бывало, заставлял Этеокла драться с ним на деревянных мечах или копьях. Когда же Этеокл делал робкие попытки отвертеться от сражений, в результате которых обязательно ходил с синяками и ссадинами, Полиник давал ему такие подзатыльники и затрещины, что голова потом ещё долго гудела.
Как-то Этеокл, придя из гимнасий раньше Полиника, уселся играть на лире. Ему нравился сладкозвучный голос этого инструмента и он с удовольствием и наслаждением упражнялся в игре на нём. Этеокл так увлёкся занятиями музыкой, что не заметил, как к нему сзади подкрался Полиник и дерзко вырвал из рук лиру. Этеокл попытался отнять у брата инструмент. Получилось так, что Полиник схватился рукой за струны и одна из них с жалобным и надрывным стоном лопнула. Держась руками за лиру, Этеокл оцепенел. Встретив его взгляд, Полиник, отпустил инструмент и отступил назад. Гнев и боль в глазах брата напугали его. Этеокл, не помня себя, неотрывно глядя на Полиника, ударил его лирой. Полник взревел и бросился бежать, плечо страшно ныло. Но после этого случая он больше не трогал младшего брата.
Когда они подросли, их отношения выровнялись Полиник любил подшутить над Этеоклом, иногда зло, однако, Этеокл не обижался и они неплохо проводили время вместе.