Я бесшумно обхожу хлев сзади и заглядываю внутрь через одну из щелей. Я никого не вижу, но ясно слышу тех, кто сейчас там, внутри, слышу шепот, будто они хором монотонно произносят какие-то слова, и мерный грохот, будто при этом они ритмично, словно отбивая такт, топают ногами.
На помосте для искусственного осеменения лежит что-то громоздкое, покрытое грязноватым брезентом, который здесь, должно быть, оставила полиция.
К помосту приближается какой-то мужчина в джинсах и спортивной трикотажной куртке с поднятым капюшоном. Когда он хватается за край брезента, я замечаю на его запястье знакомый символ – перевернутую букву «U» с двумя точками наверху и двумя внизу. Как же я раньше не догадался – это же гребаный сукин сын Тайлер!
В моем поле зрения показываются еще трое человек, и сердце у меня в груди начинает стучать быстрее. Я вытягиваю шею, придвинувшись к самой щели, и вижу перед собой Бена, Тэмми и Джимми – всех ребят из старшей школы, состоящих в совете Общества охраны старины. Всех, кроме Эли. Слава богу, что она не участвует в этом действе, что бы оно собой ни представляло, но почему тогда Эли попросила меня встретиться с нею именно здесь? Она что, хотела, чтобы я это увидел? Возможно, она желала, чтобы я это остановил. Возможно, только так она могла сказать мне, что они смеются надо мной, или же ее подговорил на это Тайлер. Как бы то ни было, я не пойду у них на поводу.
Но едва я открываю рот, чтобы заорать, что их шутка не удалась, как Тайлер сдергивает брезент вниз, и становится видно, что на помосте лежит мертвая корова. В ней, по меньшей мере, тысяча двести фунтов веса, и ее брюхо разрезано вдоль посередине. Меня тошнит от отвращения, я чувствую во рту горький вкус желчи. Не отсюда ли взялся тот теленок? Не вырезали ли они его из ее брюха?
Но брюхо коровы кажется полным, даже раздутым.
Я пытаюсь взять под контроль свое участившееся дыхание, когда вдруг замечаю, что внутри коровьего брюха что-то начинает шевелиться. Я крепко зажимаю рот рукой и чувствую, что у меня начинают слезиться глаза.
Там, внутри, есть что-то живое.
У меня подгибаются колени. Я прижимаюсь лбом к грубо отесанному дереву, чтобы удержаться на ногах и не упасть.
Из брюха коровы быстро высовывается кисть руки.
Кисть человеческой руки с растопыренными пальцами.
Тайлер сдвигается с места, блокирует собой поле моего зрения, и я быстро отбегаю в сторону вдоль стены хлева, чтобы получить возможность все-таки увидеть, что там происходит.
Через следующую щель в старом дереве я вижу, как из брюха коровы появляется голова с длинными темными волосами, блестящими от крови.
Монотонные, ритмичные шепот и топот становятся громче, неистовее, но я не могу разобрать ни слова из-за оглушительного, как звук сирены, звона в ушах. Тайлер и остальные окружают труп коровы, словно тошнотворная карусель, к их пылающим лицам приклеены мерзкие жутковатые улыбки. Меня охватывает ощущение головокружения и дурноты. Я вижу только обрывки движений внутри этого омерзительного круга.
Я со всех ног бегу к следующей щели и вижу, как из брюха коровы появляются две руки и торс. Это девушка. Мое сердце бьется так отчаянно, что я боюсь, как бы оно не разорвалось. Я не могу заставить себя не смотреть на ее грудь. Я знаю, что должен бы испытывать отвращение, но при виде крутого изгиба ее бедра все мое существо переполняет что-то древнее, что-то первобытное. Что-то извращенное и грешное.
Мое нутро кричит, требуя, чтобы я отвел взгляд, но я не могу не смотреть.
Чмокающий, хлюпающий звук, который слышится, когда она выползает из коровьей туши, просачивается вглубь моего естества, и я будто хмелею.
Тайлер и остальные падают перед ней на колени.
Она стоит, возвышаясь над ними, и в золотом сиянии свечей ее идеально прекрасное тело блестит от крови и обрывков кишок. Медленно она поднимает голову.
Когда я наконец вижу ее лицо, то чувствую себя так, словно мощный удар кулака вышиб из моих легких весь воздух.
Ее подбородок слегка опущен, губы полуоткрыты, грудь вздымается, поднимаясь и опускаясь. Из-под своих длинных, темных, блестящих волос на меня смотрит Эли. Я делаю хриплый, с присвистом вдох, и мои легкие снова наполняются воздухом. Уголки ее губ приподнимаются в обольстительной улыбке.
– Он грядет, – произносит она.
Они поворачиваются в мою сторону, их рты разинуты, и из них слышатся дружные гортанные стоны.
Глава 8
Я, пошатываясь, пячусь, отступаю все дальше и дальше назад, каждое нервное окончание в моем теле горит словно в огне. Повернувшись, я бросаюсь бежать сквозь пшеницу.