– На маму что-то нашло. Мы ее успокоим, и она поймет, что винить вас в моих проступках неразумно, – заявил он, одновременно злой и смущенный из-за ее увольнения.
Грета была не в том настроении, чтобы выслушивать извинения.
– Не думаю, что это случится. Все дело в вас. Она хочет руководить вашей жизнью.
– Послушайте, Маргарет. Предложите своему будущему нанимателю написать мне, и я дам вам рекомендацию. Я не позволю ей лишить вас перспективы найти работу! Дайте адрес офиса папы, и я отвечу. Мне так жаль, Маргарет!
– Грета. Мне больше нравится, когда меня зовут Грета. По крайней мере отныне меня снова будут так звать. – Набравшись решимости, она продолжила: – Я не понимаю, почему все красочное и радостное считается тут греховным. Что это за религия такая? Вы даже не можете создать предмет мебели без…
Она хотела, чтобы он знал: ей известно, что происходит.
– Да. Мне это также не по нраву, но дело в том, что предков матери считают элитой в местной общине. Это мученики, принявшие смерть за свою веру во времена гонений, лет двести назад. Они были отцами-основателями братства Истинного света, и ей невыносима мысль, что кто-то из ее сыновей променяет эту веру на верование с менее строгими рамками или женится на девушке, не входящей в Общество Друзей. Мне очень жаль, что мы с вами так обошлись. Не думайте обо мне плохо. Мне самому еще предстоит выбираться из этой путаницы.
Эдмунд протянул руку, и Грета ее пожала, сделав книксен.
– Спасибо, сэр, – сказала она, вопреки его просьбе не обращаться так к нему.
– Эдмунд, прошу вас!
– Нет, сэр, так не принято, не правда ли?
Подхватив саквояж, она повернулась, чтобы уйти.
– Если вам когда-нибудь понадобится помощь друга, обращайтесь ко мне, – сказал он ей вослед.
– Да, сэр, как скажете… Только наша дружба не освободит вас из этой клетки.
Она не обернулась. Эдмунду Блейку предстоит многое узнать о настоящей жизни за пределами замкнутого мирка сообщества квакеров. Если он хочет идти собственным путем, ему следует выработать характер, и как можно быстрее.
– Это еще что такое? – воскликнула Китти, увидев саквояж, который Грета поставила на кухонный стол. – Если тебя уволили, я тебя не пущу в свою кровать. Я теперь сплю с мамой. Ты можешь спать здесь.
– Меня это устраивает, – пожала плечами Грета.
У нее не было желания препираться. У Китти был переходный возраст, и она могла в один день быть ребенком, резвящимся на качелях, а в другой – ершистым подростком.
– Где мама?
– А ты как думаешь? В прачечной. Она работает с утра до ночи. Тебя и вправду уволили?
– Не совсем так…
– Могу поспорить, что ты…
– Прекрати, Китти! Я дико устала, дотащив это из Маунт-Вернона.
В дверях появилась Сэйди, голова которой была повязана платком.
– Мам, нашу Грету уволили! – прокричала Китти так, что всем соседям было слышно.
– Прости, мне больше некуда идти… – сказала Грета, глядя на изможденное лицо матери.
– Поговорим об этом позже, когда здесь не будет хлопать ушами эта юная мисс. Завари чаю. Рада тебя видеть, дорогая моя. Мне никогда не нравился этот чопорный дом.
Мать, как всегда, была права. Какое облегчение испытала Грета, снова оказавшись в этой захудалой комнатушке, на мощенном булыжником внутреннем дворике с его безрадостной жизнью! Это ее дом, здесь она в безопасности, но ей было так стыдно явиться сюда с пустыми руками и кошельком! Все, что скопила, она потратила на ярмарке.
Позже, когда Китти играла на улице, Грета все выложила матери, сидя у огня.
– Вся моя вина в том, что я рассказала Эдмунду Блейку про ярмарку. Я не заставляла сыновей хозяев идти на это чертово гулянье!
– Но ты подала ему идею, которая хозяйке не была угодна. Оно и к лучшему, что тебя уволили. Я видела, с каким восторгом этот молодой человек на тебя смотрел. Не хватало нам еще таких неприятностей!
– Что же мне делать?
– Будешь помогать мне в прачечной.
Грета не смогла скрыть своего смятения.
– Я бы хотела работать в магазине, только у меня нет рекомендаций.
– Тебе придется довольствоваться тем, что есть, девочка моя. Стирка – это не так уж и плохо.
– Это ужасно, и я тебя от нее избавлю, как только встану на ноги. Папа перевернулся бы в гробу, если бы узнал, до чего мы докатились.
– Оставь ты эти мысли. Наше место здесь, тут мы и останемся.
Сэйди со вздохом обвела кухню взглядом.
– Только если я за это не возьмусь. Я хочу, чтобы ты жила в опрятном маленьком коттедже на приличной улице, с настоящей гостиной и собственным входом. Хочу, чтобы Китти работала горничной, а Том был подмастерьем. Я хочу…
– Хочу, хочу… Хватит уж! Ты должна принимать то, что нам дает Господь Бог.