Сплошная кровавая каша.
Ксюша медленно, ещё не совсем осознанно, снова предприняла попытку движения. На этот раз, с огромным трудом, та получилась – но в то же время её всю пронзила острая ноющая боль, воткнувшись в неё тысячами ножей, ударами молотка прокатившаяся по костям, суставам и голове, которая едва не разлетелась на части. Кровавые круги перед глазами с грохотом взорвались, озарив мозг слепящей вспышкой тошнотворного света.
Она инстинктивно зажмурилась. От боли и тошноты ей стало резко не хватать воздуха, и, желая вдохнуть, она, превозмогая боль, отчаянно начала двигаться и открывать рот, чтобы заглотить как можно больше кислорода. При этом она услышала тихий, жалобный, полный боли стон. Но спустя мгновение поняла, что этот стон исходит от неё самой.
Боль усилилась. Теперь она даже могла сказать, в какой точке та достигала наивысшего пика – там, где чувствовалось некое ограничение, стягивающее те места.
Запястья. Словно горели огнём.
«Он же связал их верёвкой!»
Жуткая мысль всколыхнула в ней все недавние воспоминания. Они, возвращаясь, всплывая из чёрных глубин, окутывали её, медленно, по мере их излияния, погружая в тошнотворный, сковывающий тело страх.
Воспоминания, больше походившие на кошмар. Не на реальность.
«Может, так оно и было? Может, мне просто приснился дурной сон? Пожалуйста, хоть бы всё это оказалось так!»
Ксюша дрожала, и всё не решалась открыть глаза, опасаясь того, что может увидеть.
Теперь, почти придя в себя, она осязанием могла понять, что лежит на чем-то мягком. Это, пожалуй, могло послужить аргументом для того, что ей всё приснилось, и она сейчас лежит дома, в своей кровати.
Но боль во всем теле, и ещё более острая, боль в области запястий – режущая и очень противная, словно их заживо пилили циркулярной пилой – не прекращалась.
Ксения наконец с трудом открыла глаза.
Вместе со светом, упавшим на сетчатку глаз, по мере различения места, в котором она оказалась, в её сознание втекал ужас – сливаясь с тем, что уже и так в ней был, и образуя единый, большой и безнадёжный кошмар, опутавший липкими сетями. Как продолжение предыдущей главы. Нет – как растянутый и всё никак не заканчивающийся финал.
Финал её жизни.
Ксюша почувствовала, как пот катится по её лицу, стекая с носа во внутренний угол левого глаза, а одежда прилипла к спине.
Она зажмурилась и заморгала, силясь до конца разглядеть место, где оказалась.
Это была полутёмная комната. Но приглядевшись, Ксюша заметила, что в потолке есть щели, сквозь которые пробивается свет.
Дневной свет.
Значит, уже утро или день…
Сколько часов прошло с тех пор, как она была в подвале?
Или даже суток?
Под ней скрипнули доски. Оглядевшись, она поняла, что лежит на старой кровати, застеленной матрацем. И тут она наконец-то увидела свои руки.
От тошноты и какого-то сопряженного с ней мерзкого чувства, вызывающего желание дергаться всем телом, выскочить из него и бежать при виде увечий, у Ксюши так закружилась голова, что она снова чуть не упала без чувств.
Пытаясь вдохнуть вдруг резко сокративший вокруг воздух и всхлипывая от боли и ужаса, она попыталась пошевелить кистями рук, связанными прочной верёвкой, которая разбухла от её крови. Кровь пропитала также рукава её блузки; стекала на ладони. Движения только усилили режущую боль. Она увидела, как её окровавленные руки трясутся при этом мелкой дрожью, и подавила рвущийся изнутри визг.
Ксюша обнаружила, что каждая верёвка, длиной приблизительно в полметра, сделав несколько узлов на железной ручке кровати, уходила куда-то за изголовье.
Еле справившись с приступом паники, она попыталась подтянуться и заглянуть под кровать – и едва не закричала от усилившейся боли, когда верёвки лишь глубже впились в её израненные запястья.
Взгляд Ксюши окончательно прояснился, избавившись от сонной пелены, и окружающая обстановка начала приобретать новые детали и подробности. Прежде всего, она заметила, что в полутора метрах от кровати, прямо напротив неё, находится дверь. Сейчас невозможно было определить, из чего та была сделана – закрытая, кажущаяся абсолютно гладкой, она плотно прилегала к косяку, и была выкрашена идеальным слоем тёмно-голубой краски – как и все стены здесь, и даже потолок.
Помещение, насколько она могла судить, было небольшим. Пол она сильно разглядеть не могла – только заметила, что он был тёмным. Стена справа от Ксюши была пустой, голой, без всяких щелей. Слева же обстановка была немного иной – она с опасливым удивлением увидела ещё одну дверь напротив себя – правда, та явно была деревянной, с выступающими досками и обычной железной ручкой, которая почему-то не была покрашена, как всё вокруг. После этой двери, дальше от изголовья кровати, стена уходила вглубь, делая небольшой закуток. Любые зазоры в ней, как и в двух других стенах, отсутствовали. Свет, помимо потолка, падал ещё сзади – значит, он проникал из щелей той стены, что была за её головой – которую она, как ни пыталась, не могла рассмотреть.