Тогда он ушел на работу, не позавтракав. А сегодня жене не до выяснения отношений: уезжает в очередную командировку.
По дороге на работу Дубравин мысленно возвратился к позавчерашней ссоре: "С деньгами, конечно, туговато… Ольга права… Дети растут, расходы – тоже. Прямо пропорционально. Факт. А может?.. – Он мечтательно прищурил глаза. – Район предлагали. Еще одна звезда на погоны – раз, зарплата выше – два… Машина, отдельный кабинет… Сам себе хозяин. Уважаемый человек. Отказался… Осел. Зря – я… Периферия? Зато спокойно. Не нужно сутками мотаться, высунув язык, выискивая улики и вещественные доказательства. Нашел, изобличил, задержал, подшил бумаги в папку, сдал следствию – и по новой. И так до бесконечности. Опер… Собачья работа…"
Причины для черной меланхолии у старшего оперативного уполномоченного ОУР майора Дубравина были веские. Последний месяц он занимался розыском вора-"до-мушника", который ухитрился за это время обчистить три квартиры. "Работал" вор быстро, дерзко: с одной из квартир управился за полчаса, пока хозяйка ходила в молочный магазин. И чисто: мало-мальски пригодных для идентификации следов не было. "Работал" в перчатках, первоклассными отмычками, обувь, похоже, смазывал какой-то вонючей жидкостью – служебно-розыскной пес след не брал, лишь скулил жалобно да чихал до слез. Уносил из квартир только вещи малогабаритные и ценные – золотые украшения, деньги и меха.
Что вор такой высокой "квалификации", конечно же, должен значиться в памяти ЭВМ Министерства внутренних дел, Дубравин ничуть не сомневался. Но за что зацепиться, чтобы узнать, кто он? Где искать его пристанище, если "залетный"? (Что вероятнее всего, был убежден майор: в городе с такими ловкачами ему уже давно не приходилось встречаться).
Как бы там ни было, оставалось лишь думать да гадать; розыск этого вора-"домушника" пока не сдвинулся с мертвой точки, и ничего, кроме неприятностей по службе, майору Дубравину не принес…
В дежурной части управления было людно: привели каких-то юнцов в вызывающе ярких импортных куртках. Среди них Дубравин заметил и девицу лет шестнадцати с пышными фиолетовыми волосами. Присмотревшись, майор только вздохнул тяжело: не было печали, да бес от своих щедрот отвалил, не поскупился; работы и так хватало, а теперь еще и эти "обалдевшие", наркоманы, добавились.
Посочувствовал про себя дежурному по управлению, лысоватому майору в годах: фифочка с фиолетовой гривой была дочерью одного из "отцов" города. Теперь майор греха не оберется, звонками изведут. А то и на "высокий" ковер вытащат…
Прислушался. Дежурный, которому эта компания сулила мало приятного, усталым обреченным голосом втолковывал длинновязому детине с остановившимся взглядом – читал мораль: "…Ты же человек, личность. Понимаешь, личность".
Дубравин больше не стал задерживаться, быстрым шагом направился к лестнице. "Личность… "Косяком" заморенная… Что горохом о стенку…" – думал со злостью.
Из-за подобных "личностей" в прошлом году едва не погиб один из лучших сотрудников ОУР капитан Рокотов, весельчак и умница. Пытался увещевать в городском парке таких вот добровольных сумасшедших, разгулявшихся не на шутку среди бела дня, и получил несколько ударов ножом в спину. Почти четыре месяца пролежал в больнице, врачи, можно сказать, с того света воротили. Теперь инвалид. А у самого трое детишек, мал мала меньше…
Кабинет Дубравина на втором этаже. Из мебели два письменных стола и четыре стула. По углам у входа два сейфа-близнеца, окрашенные в светло-голубой цвет. На одном из них стоит комнатный вентилятор, на другом – маленький бронзовый бюст Дзержинского. На столе коллеги Дубравина старшего лейтенанта Бронислава Белейко (кабинет на двоих) телефон, видавшая виды пишущая машинка и стопка чистой бумаги. К стене прикноплен плакат-календарь с цветной фотографией симпатичной актрисы.
Стол майора украшала настольная лампа литой бронзы, под старину, с абажуром из шелка кремового цвета. Там же два телефона – внутренний и городской, пластмассовый ящик селекторного устройства с разноцветными клавишами на панели и чугунная пепельница, голова Мефистофеля, для гостей: Дубравин не курил, а Белейко дал слово бросить. За спиной Дубравина висела план-карта города. Рядом с нею, ближе к выходу, гравюра, на которой была изображена морская баталия времен адмирала Нахимова. Окно закрыто шторами блекло-желтого цвета.
Дубравин снял куртку, подошел к окну. Раздвинул шторы, открыл форточку. Затем достал из сейфа папку, сел за стол, стал листать подшитые бумаги.
"…Приходил старичок. Низенький. Третьего дня… Стекло мальчишки разбили. Вставил. Какой из себя? Какой… Старый. Неразговорчивый. Взял по-божески. Сделал аккуратно. Лицо? Обычное… До этого не видела".
"…Говорит, ошибся адресом. Из деревни приехал. Внук, говорит, живет в городе, пригласил погостить. Жалко стало – на улице холодно, дождь. Позвала чай пить. Не отказался. Посидели полчаса на кухне. Степенный такой, уважительный, сразу видно – деревенский. Поблагодарил с поклоном. Как выглядит? Сутулый. Тихий… Точнее? Извините, но…"
Показания потерпевших. Старик… Неспроста? Или совпадение? Случайность… И как раз за два-три дня до совершения краж. Вор? В его-то годы… Сомнительно. Для таких дел нужно иметь резвые ноги. Наводчик? Допустим. Но хозяева третьей квартиры, где побывал вор-"домушник", о старике не вспомнили. Значит, совпадение? Как сказать…
В каждом из трех случаев вор действовал наверняка, без осечки – в обворованных квартирах живут люди с хорошим достатком. Наводчик… Притом знает микрорайон досконально. Кто? Старик? Живет где-то поблизости. А иначе откуда такие точные сведения? Проверить всех мужчин преклонного возраста в микрорайоне и окрестностях… Работенка… На участкового, увы, надежд мало – человек он новый, работает всего год.
Дубравин посмотрел на часы и заторопился: пора на оперативное совещание.
3. ОСЕННИЙ ВЕЧЕР
Старик стряпал ужин. Он не любил своей полупустой комнаты, а потому большую часть суток проводил в крохотной кухоньке. Там всегда тепло и уютно, с утра до полуночи шепчет сетевой радиоприемник. Старику безразлично, о чем шла речь, но небольшой черный ящичек заменял ему собеседника – нередко он разговаривал с ним, как с живым существом.
За окном осень, серые сумерки тоскливы и холодны; накрапывал мелкий, занудливый дождь. От окна тянуло сыростью, и старик жался поближе к плите, где шипело голубое пламя газовых горелок.
Старик был непривычно возбужден. Чувствовалось, что он кого-то ждал: вздрагивал от малейшего шороха, с надеждой смотрел на входную дверь, иногда подходил к ней, открывал, вглядывался в полумрак подъезда. Возвращаясь на кухню, сокрушенно качал головой, с тоской смотрел на будильник, вздыхал.
Сегодня он принарядился: надел выходной коричневый костюм, свежую рубаху, на ногах новые сандалеты. Волосы причесаны аккуратно, подбородок и щеки выбриты до синевы. Кухня чисто выметена, посуда помыта, расставлена по полкам; вместо будничной клеенки на кухонном столе лежала скатерть.
Наконец раздался энергичный стук, старик сорвался со стула и поспешил к двери.
В квартиру вошел молодой человек приятной внешности в модной нейлоновой куртке. Старик обнял его, неловко поцеловал в щеку. Это внук старика: невероятное, разительное сходство проглядывало в каждой черточке лица молодого человека. И только жатая вуаль, которую годы набросили налицо старика, искажала схожесть. Впечатление такое, что они братья-близнецы, и один из них небрежно, неудачно загримирован под человека преклонного возраста.