— У нас есть свидетель, который видел, как приблизительно в это время вы пересекли лужайку и направились к дому миссис Баклер. Однако, когда мы прибыли спустя двадцать минут, она была уже мертва — заметьте, мертва, — а вы просто сидели рядом, словно ангел смерти. Как долго вы применяли реанимационные меры? Сколько времени?
За спиной у Таскера часы, висевшие высоко на стене, сообщили мне, что уже почти полдень. Шестью часами ранее меня арестовали по подозрению в убийстве и доставили из Дома Виолетты прямо в полицейский участок. Тут мне зачитали мои права и попросили пройти медицинское освидетельствование. Мне предложили воспользоваться услугами адвоката, но я отказалась, и меня препроводили в камеру. Приблизительно в половине одиннадцатого меня вызвали на допрос и допрашивали без перерыва больше часа, а мне хотелось только одного: свернуться калачиком и поспать. Хорошо хоть в камере я была одна.
— Под запись: подозреваемая отказывается отвечать на поставленные вопросы, — проговорил мужчина, сидящий рядом с Таскером, констебль Стивен Ноулз.
Ноулз был старше, приземистее и полнее Таскера. На его голове почти не осталось волос, чего нельзя сказать об остальном теле, судя по черным завиткам, выбивающимся из-под ворота и манжет его рубашки.
— Она была уже мертва, — выдавила я через несколько секунд. — Я пыталась спасти ее, но тщетно. Не имею ни малейшего понятия, когда начала и когда закончила реанимировать ее.
Таскер и Ноулз переглянулись. Я протянула руку, взяла кувшин с водой и поняла, что едва могу удержать его. Я вылила из него воду в стакан и залпом выпила. Когда начался допрос, кувшин был полон, а пила только я; по-видимому, лишь на меня окружающая обстановка действовала гнетуще. В кабинете, где мы сидели, не было ни кондиционера, ни окон — за час тут стало невыносимо жарко. Слишком яркий электрический свет, слишком казенная мебель, к тому же здесь воняло холодным потом и затхлым дымом. На стенах висели плакаты «Не курить», но полицейские принесли этот запах с собой, он въелся в их одежду и явился сюда, словно незваный гость.
— Похоже, в поселке вы подружились со многими стариками, мисс Беннинг. Это правда? — спросил Таскер.
— Боюсь, у меня в поселке нет друзей, ни молодых, ни старых, — честно ответила я.
— А как же миссис Баклер?
— Мы недавно познакомились.
— Это вы так утверждаете. И при этом столько денег потратили на ее собаку!
На мгновение я удивилась: откуда они узнали про Бенни? Неужели Салли рассказала? Или Мэт? Ни первое, ни второе предположение оптимизма не вселяло.
— Она была пожилой и немощной, — сказала я. — Я ничем не могла ей помочь и помогала хотя бы ее псу.
— Я бы сказал, пожилой и уязвимой, — уточнил Таскер. — Мисс Беннинг, сколько, по-вашему, стоит ее дом?
— Прошу прощения, что вы сказали? — Этот вопрос застал меня врасплох.
— Сейчас он в плачевном состоянии, но после ремонта за него можно получить тысяч двести. Может, и больше. Что скажете?
— Понятия не имею.
— Ой, бросьте! Насколько я знаю, вы и другие жители поселка постоянно получаете письма от риэлторской компании, предлагающей продать дом.
— Они никогда не называли цену.
— Тем не менее дом чего-нибудь да стоит, верно? Вряд ли дом заложен. Женщина в ее возрасте…
У меня на языке вертелся вопрос: «А какое отношение это имеет ко мне?», но я видела, что Таскеру не терпится объяснить, какое именно это имеет ко мне отношение.
— Миссис Баклер была одинокой, — сообщил Ноулз. — Вы знали об этом?
— Догадалась. Думаю, именно поэтому пес столько значил для нее.
— У мистера и миссис Уитчер тоже не было близких родственников, так?
Я заметила, что сижу, напрягшись, готовая к удару.
— Пожалуй, — был мой ответ.
— Вы с ними тоже довольно близко дружили, верно?
— Время от времени я общалась с Уолтером, когда пробегала мимо его дома. С Эделиной мы едва были знакомы. Они не принадлежали к числу моих друзей.
— Однако у нас есть свидетели, которые видели, как вы постоянно беседовали с Уитчерами. Некто миссис Стринджер утверждает, что часто по утрам видела, как вы болтаете с Эделиной у ворот ее дома.
Какая несправедливость! Меня настигли разговоры, которые я ненавидела, которые заставляла себя вести.
— После смерти Уолтера она стала поджидать меня у ворот, — призналась я. — Выбор у нее был невелик.
— Когда человек умирает, не оставив завещания, всегда возникает путаница. Хорошо, когда есть завещание. Миссис Баклер составила завещание?
— Откуда, черт возьми, мне знать? Мы лишь недавно познакомились.
Таскер откинулся на спинку своего кресла.
— Я расскажу вам, Клара, что меня беспокоит. При такой работе, как наша, становишься циничным. Когда узнаешь, что молодые люди заводят дружбу с беззащитными стариками, всегда задаешься вопросом: зачем?
Я закрыла глаза и покачала головой: какая ирония судьбы! Меня, именно меня, обвиняют в неуместном дружелюбии!
— А как насчет Джона Эллингтона? — продолжал Таскер. — Того человека, который умер в прошлую пятницу от змеиного укуса? Насколько хорошо вы были знакомы с ним?
— Никогда не встречала его.
— Уверены?
— Разумеется, уверена. — Я никогда не встречала Джона Эллингтона, пока он не нашел последний приют в больничном морге. Можно ли считать это встречей, если один из ее участников — труп?
— Но у мистера Эллингтона была семья, разве нет? Он был не один-одинешенек во всем мире, как Уитчеры. Или миссис Баклер.
Я хлопнула руками по столу, достаточно громко, чтобы оба полицейских вздрогнули.
— Объясните мне, на что вы намекаете? — потребовала я, больше не в силах мириться с нелепыми инсинуациями. — Уолтер был славным стариком, но застенчивым. Мы были знакомы лишь шапочно. Эделина мне вообще не нравилась, я всячески старалась избегать встреч с ней. Виолетту я считала милой, но мы познакомились всего несколько дней назад. К чему все эти вопросы?
Мне показалось, что между двумя полицейскими проскочила искра. Один расправил плечи, второй подался вперед, их взгляды встретились, глаза заблестели от возбуждения, когда они поняли, что добились своего: после двухчасового допроса они таки вывели меня из себя — значит, дело сдвинулось с мертвой точки.
— Давайте поговорим о вчерашнем вечере, вы не против? — предложил Ноулз. — О тайных ходах и старых меловых шахтах. Мы все проверим.
— Вы их обязательно обнаружите, — вздохнула я с облегчением — беседа продолжалась. — В этих местах мел добывали еще со времен неолита. Большинство древних разработок уже не имеют выхода на поверхность. И лишь некоторые из них обозначены на карте. Сейчас уже никто не знает о расположении и половины древних шахт.
— Может быть, вы и правы — относительно шахт, — согласился Таскер, скрестив руки на затылке, как будто мы трое просто сидели, болтая, в кафе. — Был один случай в шестидесятых. В Кенте. Однажды посреди главной улицы — как гром среди ясного неба! — открылся ствол шахты. В него упали женщина с ребенком. Тел так и не нашли.
Ноулз, который до этого лишь угрюмо слушал, подался вперед.
— Да, да, удивительно! Ну и вечерок у вас выдался, мисс Беннинг!
Я промолчала.
— Под запись…
Ради всего святого!
— Что вы имели в виду, произнося последнюю фразу, констебль Ноулз? Должно быть, я что-то пропустила.
Ноулз опять ухмыльнулся — как будто выводить из себя подозреваемого означает продвинуться в расследовании.
— Дело в том, мисс Беннинг, — ответил Ноулз, — что вчера мы побеседовали с тремя братьями Кич. И еще с Джейсоном Шортом, Кенни Брауном и Кимберли Эплин. Эти свидетели с готовностью согласились сотрудничать с нами. И их показания сильно отличаются от вашей версии.
Мне не понравился тон, каким было произнесено «вашей версии», но я сдержалась.
— Только не рассказывайте мне, что в девять часов все они мирно спали в своих кроватках.
— Нет. Они сами признались, что ночью гуляли. Видимо, они получили разрешение на отстрел кроликов в поместье Клайва Вентри.
— Они ловили ужей, — заявила я.