40
Уже мысленно приготовившись увидеть очередной дом престарелых, производящий гнетущее впечатление своей антисанитарией и навевающей сплошное уныние обстановкой, я была приятно удивлена, увидев приют Паддокс. Приют располагался на возвышенности, окна выходили на долину реки.
Перед самым поворотом на подъездную аллею я проехала мимо конюшни, а когда вышла из машины, увидела, что угодья вокруг приюта обнесены забором и превращены в загоны для животных. Сразу за садом на лугу паслись четыре лошади. Еще три — на лугу справа от меня. Стройная серая кобылица, которой не хватало только рога, чтобы выглядеть настоящим сказочным единорогом, пустилась ко мне легким галопом. Остальные лошади последовали ее примеру, и, когда они приблизились, я почувствовала, как под весом их тел дрожит земля.
Я вошла через главный вход. На террасе сидели несколько пациентов, они любовались лошадьми и наслаждались солнечным утром.
Я толкнула массивные двустворчатые двери и вошла.
«…Это всего лишь шрам».
Женщина за стойкой администратора подняла на меня глаза и улыбнулась.
«Уверен, что я не единственный в мире мужчина, который считает тебя красавицей».
Сосредоточься!
Через пять минут сиделка вела меня по современному зданию, залитому солнечным светом. Большая часть окон была открыта. Я чувствовала аромат свежего кофе и недавно скошенной травы.
— Красивое место, — признала я, когда мы свернули за угол и пошли по короткому коридору.
— Спасибо, — ответила моя проводница. — Мы открылись всего полгода назад. Уолтер — один из наших первых подопечных.
— В своем сообщении вы намекнули, что он очень болен. Она остановилась у выкрашенной в белый цвет двери и взялась за ручку.
— Боюсь, так оно и есть. Он поступил сюда, когда только-только оправился от осложненной пневмонии. Честно признаться, мы не ожидали, что он здесь надолго задержится. Вы же не родственница, верно? Он сказал, что родственников у него нет.
Я покачала головой.
— Просто друг, — ответила я. — Мы живем в одном поселке.
— Что ж, ему только на пользу пойдет, если наконец его кто-нибудь навестит. За полгода вы первая.
В ее голосе слышалось осуждение, но любые слова оправдания могли привести к долгому спору. Теперь, когда дело осталось за малым, я почувствовала, что очень нервничаю, стоя перед дверью в его палату.
— Ваши пациенты когда-нибудь покидают приют? — спросила я, не совсем понимая, как верно сформулировать вопрос. — Навестить родных, друзей. Просто соседи говорили, что видели Уолтера в поселке.
Сиделка энергично помотала головой.
— Это абсолютно невозможно! С тех пор как Уолтер попал сюда, он не ходит. Без посторонней помощи он даже встать не может. Хотя он находится в здравом уме и твердой памяти, так что вы сможете с ним поговорить. Прямо сейчас. Уолтер, доброе утро! К вам молодая леди.
Это был он. Мой старый друг. Мой призрак. Мой главный подозреваемый в ужасных преступлениях, совершенных в моем доме. Ох, Уолтер, если бы я знала!..
Его бледно-голубые глаза следили за мной, пока я шла к кровати. Он совсем не изменился. Простое добродушное лицо с крупноватыми носом и подбородком, тонкие пряди седых волос на макушке и возле ушей. Тот же Уолтер, но он стал чуть меньше, вероятно из-за того, что похудел и ослаб. Казалось, что с каждой минутой из него утекают жизненные силы.
— Привет, — выдавила я, чувствуя, как ком подкатывает к горлу, как начинает сводить скулы. — Вы меня помните?
Я услышала звук закрывающейся двери и поняла, что мы с Уолтером остались наедине. Он шевелил губами. Пытался что-то сказать, но безуспешно. Я догадалась, что у него сели голосовые связки. Я нагнулась пониже, чуть ли не распласталась на кровати.
— Наверное, кролик, которого вы подлечили, уже слопал мой салат, — прохрипел он.
Возглас, слетевший с моих губ, был наполовину смешком, наполовину всхлипом. Я села на стул у кровати Уолтера и взяла старика за руку. Помню, когда-то это была большая крепкая рука настоящего садовника. Она и сейчас была большой, но очень слабой.
— Я вчера ночью была в вашем саду, — призналась я. — Выглядит он замечательно. Много роз. Их аромат чувствуешь, едва свернув в переулок. Особенно пахнут желтые, которые растут у ворот.
Я еще несколько минут продолжала в том же духе, чувствуя, что для Уолтера новости о его драгоценном саде важнее всего. На его губах появилось подобие улыбки, он несколько раз кивнул. Когда иссякли темы о саде, я извинилась, что не смогла проведать его раньше.
— Я не имела ни малейшего понятия, где вы, — сообщила я, понимая, что не смогу сказать ему, что его жена распространила слух о его преждевременной кончине. — Похоже, об этом никто не знает. Уверена, в поселке найдутся люди, которые с удовольствием бы вас навестили, если бы знали, что вы здесь.
— Знаете, Эделина умерла, — сказал он. Интересно, а ему известно, что она наболтала о нем? — В ноябре.
— Я знаю, примите мои соболезнования.
Я постаралась забыть, как я сердилась на Эделину из-за ее поступка, попыталась вспомнить, что именно она мне сказала. Употребила ли слово «умер»? Или просто это мы ее превратно поняли?
— Я была на ее могиле несколько дней назад, — сообщила я, ощутив внезапное раскаяние из-за того, что, возможно, заблуждалась насчет Эделины. — Хотите, я положу на ее могилу цветы от вас? Помнится, она рассказывала, что в ее свадебном букете были розы из вашего сада. Ей бы понравились розы, верно? Или я могу купить цветы в магазине, как скажете…
Уолтер лишь кивнул.
— Красные, — сказал он. — Те, что растут возле фруктовых деревьев. Она всегда любила красные. Они так шли к ее темным волосам.
Насколько я помнила, у Эделины волосы были седые, но я улыбнулась и согласилась: да, удивительно шли.
— Эделина была очень красивой женщиной, когда я женился на ней, — сказал Уолтер, который, казалось, в очередной раз прочитал мои мысли. — Самой красивой девушкой в округе. Одно лицо с Арчи. Оба высокие, густые гривы темных волос, большие карие глаза. Эти двое получили семейные гены красоты.
Но Эделина породнилась с Арчи, только выйдя замуж за Уолтера, разве нет? Какие семейные гены? Уолтер, должно быть, заметил мое замешательство.
— Эделина была нашей кузиной. А ты не знала?
Я отрицательно покачала головой. Нет, не знала.
— Да-да, двоюродной сестрой. Ее мать была родной сестрой нашего отца. Некоторые по этой причине отговаривали нас от брака, но в то время подобное случалось сплошь и рядом. Тогда-то ведь было не уехать в дальние края, не то что сейчас! Разве со столькими людьми можно было раньше познакомиться!
— Я понимаю, — откликнулась я. — Двоюродные братья и сестры и сейчас женятся.
— Я думал лишь о том, какая она красавица. И почему она вышла замуж за меня, а не за Арчи или кого-то из тех, что ухлестывали за ней.
При этих словах лицо Уолтера помрачнело. Он отвел взгляд и устремил его в распахнутое окно.
— По-видимому, люди были правы, — продолжил он. Похоже, он думал о чем-то своем. Старые воспоминания, не слишком приятные. Потом опять перевел взгляд на меня. — У нас никогда не было детей, возможно поэтому…
Мысль осталась недосказанной. Я подождала — на случай, если он захочет ее закончить, но он казался совершенно довольным, держа меня за руку и глядя в окно. Спустя некоторое время я решилась задать ему вопрос:
— Уолтер, а у кого-нибудь из ваших братьев были дети? У вас есть племянники? Племянницы?
Я не совсем понимала, зачем спросила его об этом. Я была уверена, что незваный гость, которого я видела, — человек пожилой, а не средних лет, правда, очень похож на Уолтера. Мне необходимо было докопаться до разгадки этой тайны.
— У Сола и Элис был сын, — ответил Уолтер. — Они переехали, вы знаете, после… после всего, что случилось.
— А что случилось? — отважилась я на следующий вопрос, почти не надеясь на успех.
Уолтер покачал головой.
— Милая, это события столетней давности. Гарри, Сол и Арчи — все они умерли. Не стоит ворошить прошлое. — Он вновь посмотрел на меня, и я осознала, что больше он мне ничего не скажет. Никогда.