Когда я припарковала машину, то почувствовала, что волнение нарастает. Вот и разгадка, скорее всего. Опасно больной Альфред, один из братьев Уолтера, с которым много лет назад случилось нечто ужасное. Я подошла к парадному входу — двустворчатые двери из старого массивного дуба, обитые железом. Они были широко распахнуты. Табличка сообщила мне, что я прибыла в государственную психиатрическую лечебницу двух графств, основанную в 1857 году. Переступив через порог, я толкнула внутренние стеклянные двери и вошла внутрь.
Мужчина в комбинезоне мыл пол шваброй с длинной ручкой, что-то напевая себе под нос. Проходя мимо него к стойке администратора, я заметила, что он обут в комнатные тапочки. А в ведре нет воды.
За стойкой никого не было. Я огляделась, увидела звонок и нажала на кнопку. Ничего не произошло. Минуты три или четыре я наблюдала, как мужчина «моет» пол, потом опять нажала на кнопку звонка. Двери кабинета за стойкой открылись, и оттуда вышла женщина лет сорока пяти с удивительно черными волосами. В руках она держала кружку.
— Прошу прощения, — извинилась она. — Я только-только заварила чай. Не люблю пить остывший. Чем могу вам помочь?
— Я хочу навести справки об одном пациенте, — сказала я.
— Вы родственница? — поинтересовалась она, ставя чашку на стол.
Я не продумала свою легенду.
— Нет, не родственница, — выпалила я первое, что пришло в голову, — но я только что общалась со старшим братом пациента. Тот очень болен. Было бы неплохо, если бы я смогла переговорить с вашим руководством. Или с кем-то из персонала.
От пара, поднимающегося над чашкой, стекла ее очков запотели.
— Обычно мы не… — начала она.
— Я могу вам помочь? — раздался голос за моей спиной.
Я обернулась и увидела в другом конце коридора еще одну женщину, худую и необычайно высокую. Несмотря на вежливую фразу, по виду этой женщины нельзя было сказать, что она хочет помочь. Она подходила все ближе, пока не нависла надо мной. Я вновь почувствовала себя ребенком, глядящим снизу вверх на злого взрослого. Я поборола искушение отступить назад.
— Я ищу одного пациента, — сказала я, — который лечится у вас уже несколько лет. Я только что видела его брата. Мне нет нужды с ним встречаться. — Я не могла себе объяснить почему, но мне не хотелось видеть Альфреда. — Мне просто необходимо знать, что он еще жив.
Женщина нахмурилась.
— Когда наш пациент умирает, мы всегда сообщаем родственникам.
— Именно так я и думала. Но уже давно никто ничего не слышал о нем. Ему уже лет семьдесят с лишним. Единственное, что от вас требуется, — подтвердить, что он жив.
— Как его зовут?
— Альфред Уитчер.
Женщина удивленно подняла брови и покачала головой.
— Это имя мне незнакомо.
Я открыла было рот, чтобы возразить, но она шагнула назад и поманила меня за собой. Открыла дверь справа по коридору, и мы прошли в еще один коридор. Приемное отделение, в котором мы только что находились, было отделано пластиком, стены выкрашены в нежно-желтый цвет, но стены коридора, по которому мы сейчас шли, были из такого же темно-красного кирпича, что и наружная стена здания. Справа и слева, через равные промежутки были расположены двери, но ни одна не была распахнута. По всей длине потолка — лампы дневного света. Некоторые мигали, когда мы проходили под ними. Вдалеке я периодически слышала диссонирующие звуки: людские крики и стук падающих тяжелых предметов.
Мы достигли конца коридора и повернули. Слева от меня за стеклянной дверью виднелся кабинет, который и был пунктом нашего назначения. Моя высокая спутница открыла дверь, мы вошли внутрь. За столом, ссутулившись, сидел мужчина в темно-синей рубахе и брюках, пил кофе и читал газету. Когда мы вошли, он поднял глаза. Еще здесь была женщина, ниже и плотнее, чем моя провожатая, она сидела за компьютером и тоже взглянула на нас.
— Нам необходимо проверить списки пациентов, — сказала моя провожатая, не обращаясь ни к кому конкретно. — Никто из вас не помнит некоего…
Она запнулась и взглянула на меня.
— Альфреда Уитчера, — подсказала я.
Толстушка застучала клавишами.
— Как пишется? — через несколько секунд уточнила она.
Я произнесла имя и фамилию по буквам, и она вновь забарабанила по клавишам. Где-то в глубине здания плакал мужчина.
— Нет такого, — через пару минут сказала толстушка.
Моя провожатая посмотрела на меня — она явно была удовлетворена ответом.
— Я так и думала, — заявила она. — Я работаю здесь уже десять лет и помню большинство пациентов.
— Давайте попробуем написать по-другому, — предложила толстушка. — Иногда фамилию изначально записывают неправильно, а потом никто не удосуживается исправить.
— Спасибо, — искренне поблагодарила я.
— Мы не можем искать по имени, к сожалению, программа на это не рассчитана. Жаль. Думаю, вряд ли нашлось бы много Альфредов.
— Да, имя необычное, — согласилась я. — Он должен был поступить году в 1958-м, может быть в 1959-м. Это поможет?
— Узнаем через минуту… Такого нет.
— Несколько лет назад у нас лечился Уишарт, — вмешался в разговор санитар. — Но его выписали. Его звали Рэг. Мужчина лет пятидесяти.
— Альфред значительно старше, — сказала я.
Мое отчаяние нарастало с каждым щелчком клавиши. Неужели очередной тупик?
— Зайдем с другой стороны. Я открыла список поступивших в 1958 году, — сообщила толстушка. Она не сводила глаз с экрана монитора. — Тогда больница была переполнена, много людей поступило и много выписалось.
Мы все окружили толстушку. Она подвела курсор в конец списка, туда, где начинались фамилии на «У». Уотерс, Уильямс, Уоттрен. Уитчеров нет. Никого даже с похожей фамилией.
— Ладно, посмотрим 1959-й, — не унывала девушка.
Через несколько минут мы вынуждены были сдаться. В этой больнице Альфред Уитчер не лечился. Никогда.
— Извините, что забрала у вас драгоценное время, — сказала я.
Уолтер меня обманул. Какие могут быть еще объяснения?
— А вы уверены, что обратились в ту больницу? — Я обернулась и увидела, что ко мне обращается моя провожатая.
Я кивнула.
— Уверена, что именно эту больницу назвал его брат. А здесь есть поблизости другие психиатрические лечебницы?
Моя призрачная надежда тут же рухнула под сокрушительным ударом. Собеседница покачала головой.
— Нет, поблизости нет. А тогда уж точно и быть не могло. В викторианскую эпоху приюты намеренно строили очень большими, чтобы можно было принимать больных со всей страны. В нашем случае — из двух графств. Если человек проживал в Дорсете, в 1958 году его могли поместить только сюда.
— Не буду больше отнимать у вас время. Огромное спасибо за то, что проверили.
Моя высокая провожатая, немного смягчившаяся по отношению ко мне, вела меня по коридору в обратном направлении. Откуда-то сверху доносился смех, который становился все громче и истеричнее, пока не перешел в визг. Я невольно вздрогнула.
— С непривычки жутко, — заметила моя провожатая.
— А сколько у вас сейчас пациентов? — спросила я, когда мы подошли к двери.
— Около сотни, — ответила она, открывая дверь и улыбаясь уборщику в тапочках. — Выглядит изумительно, Эрик, отличная работа. Нам необходимо более современное оборудование, — продолжила она, вновь повернувшись ко мне, — но денег, как всегда, не хватает. Прошу прощения, больше мы вам ничем помочь не можем.
— Премного благодарна вам за то, что попытались.
— Меня зовут Роза Скотт, — представилась она, протягивая визитную карточку. — Позвоните, если еще что-нибудь вспомните.
Оказавшись на улице, я едва смогла дойти до машины — силы иссякли. Почему Уолтер меня обманул? Неужели и он виновен в смерти Альфреда? Уолтер хороший человек, но даже лучшие из нас совершают ошибки. Вероятно, произошел какой-то ужасный несчастный случай, и теперь Уолтер, как и остальные, намеренно скрывает это. Особо ни на что не надеясь, я набрала номер приюта Паддокс.