— А что же стало с тем, как вы выразились, разгильдяем, в которого влюбилась Маргарита? — поинтересовалась Валандра.
— В Англию по окончании университета свалил. Английский-то он знал, видать, не плохо, если ему там стажировку предложили…
— А что же Маргарита?
— Да как-то поостыла она к нему, разочаровалась… Он ей здорово досаждал своими похождениями да пьянками. Потом он, правда, завязал, за ум взялся. Ой, да все равно ничего путного у них бы не вышло. У нас есть одно негласное правило: выходить замуж только за своего.
— И сколько длилось Маргаритино увлечение?
— Два года, хотя точно сказать не могу. Андрей ведь ей из Англии писал, приглашал, но Марго отказалась ехать к нему да и вообще вскоре перестала на его письма отвечать. А однажды, когда он позвонил (она сама мне об этом сказала в порыве откровения), повесила трубку в середине разговора.
— Она не жаловалась на свою работу?
— Да нет, даже наоборот — ей она очень нравилась! Она все методы какие-то новые внедряла, всерьез поговаривала о научной карьере. Она ведь после учебы на истфаке в аспирантуру поступила, но потом бросила. А недавно опять решила попробовать свои силы в науке. Вот только… — Трауберг закрыл лица руками.
— Успокойтесь, — сказала Вершинина, чувствуя себя полной дурой: о каком покое могла идти речь, когда твой ребенок погиб?…
— Извините, — Трауберг хлебнул полуостывший кофе и отрешенно уставился в окно — там, на синеве неба, курчавилась и росла густая облачная пена. — Сегодня дождь обещали, — тихо проговорил он, точно на эту мысль о дожде делал ставку как на лекарство от душевной муки.
«Его гнетет еще и то, что он не особенно много уделял внимания дочери», — проницательно подытожила Вершинина.
— Вы не знаете, в последнее время она с кем-нибудь встречалась? Я имею в виду отношения с противоположным полом.
— Не зн-а-ю, — протянул Трауберг, все еще находясь во власти своих невеселых дум. — В последнее время мы виделись с ней реже, чем когда-либо.
— А когда умерла мать Маргариты?
— Семь лет назад от рака.
— И с тех пор Маргарита жила одна?
— Одна. Может, у нее и были какие-нибудь временные связи, но мне об этом ничего не известно. Правда, один раз я встретился у нее с одним парнем, который, кстати, у меня тоже доверия не вызвал.
— Она представила вам его?
— Его звали Виталием, они познакомились в кафе…
— И чем же он вам не понравился? — полюбопытствовала Валандра, покончив с кофе и закурив.
— Вертлявый какой-то, подвижный чрезмерно и болтал без умолку. Но не дурак, — авторитетно заявил Лев Земович.
— Маргарита часто посещала кафе?
— Нет, не думаю — она была занятым, серьезным человеком. Но отдохнуть-то никому не возбраняется.
— А ваша дочь не собиралась уехать, например, в Израиль?
— Да нет, — неуверенно пожал плечами Трауберг, — ей и здесь жилось неплохо. Я регулярно снабжал ее деньгами, у нее были хорошие перспективы, работа ей нравилась…
— Ясно, — Вершинина глубоко затянулась. — А где еще бывала Маргарита?
— В библиотеках, в кино она не ходила — у нее дома была собрана отличная фильмотека.
— А чем Маргарита интересовалась кроме работы?
— Книгами, музыкой. Она посещала консерваторию, филармонию, старалась не пропустить ни одного концерта классической музыки. Ходила в театр, но не так часто, как на концерты.
— Вы не задавали Маргарите вопрос: почему она все еще не замужем?
— Задавал, даже пробовал знакомить с сыновьями своих друзей.
Вершинина подумала о тех же усилиях, предпринимаемых Мещеряковым.
— Она сознательно не выходила замуж?
— Маргарита говорила, что рутина семейной жизни — не для нее. Мне кажется, ее вполне устраивали свободные отношения. Хотя, кто знает, может быть позднее… Да какое это имеет теперь значение?
— В квартире ничего не пропало?
— Пропала крупная сумма денег. — Трауберг поморщился как от зубной боли. — Три тысячи пятьсот долларов.
— Вы так уверенно называете сумму…