Глафира Фирсовна. А то, что нигде показаться нельзя, везде спросы да насмешки: «Что ваша Юленька? Как ваша Юленька?» Вот посмотри, как Флор Федулыч расстроен через тебя.
Юлия. И Флор Федулыч?
Глафира Фирсовна. Я его недавно видела, он сам хотел быть у тебя сегодня.
Юлия. Ай, стыд какой! Зачем это он? Такой почтенный старик.
Глафира Фирсовна. Сама себя довела.
Юлия. Я его не приму. Как я стану с ним разговаривать? С стыда сгоришь.
Глафира Фирсовна. Да ты не очень бойся-то. Он хоть строг, а до вас, молодых баб, довольно-таки снисходителен. Человек одинокий, детей нет, денег двенадцать миллионов.
Юлия. Что это, тетенька, уж больно много.
Глафира Фирсовна. Я так, на счастье говорю, не пугайся, мои миллионы маленькие. А только много, очень много, страсть сколько деньжищев! Чужая душа – потемки, кто знает, кому он деньги-то оставит, вот все родные-то перед ним и раболепствуют. И тебе тоже его огорчать-то бы не надо.
Юлия. Какая я ему родня! Седьмая вода на киселе, да и то по муже.
Глафира Фирсовна. Захочешь, так родней родни будешь.
Юлия. Я этого не понимаю, тетенька, и не желаю понимать.
Глафира Фирсовна. Очень просто: исполняй всякое желание его, всякий каприз, так он еще при жизни тебя озолотит.
Юлия. Надо знать, какие у него капризы-то! Другие капризы и за ваши двенадцать миллионов исполнять не согласишься.
Глафира Фирсовна. Капризные старики кому милы, конечно. Да старик-то он у нас чудной, сам стар, а капризы у него молодые. А ты разве забыла, что он твоему мужу был первый друг и благодетель. Твой муж пред смертью приказывал ему, чтоб он тебя не забывал, чтоб помогал тебе и советом и делом и был тебе вместо отца.
Юлия. Так не я забыла-то, а он. После смерти мужа я его только один раз и видела.
Глафира Фирсовна. Можно ль с него требовать? Мало ль у него делов-то без тебя! У него все это время мысли были заняты другим. Сирота у него была на попечении, красавица, получше тебя гораздо; а вот теперь он отдал ее замуж, мысли-то у него и освободились, и об тебе вспомнил, и до тебя очередь дошла.
Юлия. Очень я благодарна Флору Федулычу, только я никаких себе попечителей не желаю, и напрасно он себя беспокоит.
Глафира Фирсовна. Не отталкивай родню, не отталкивай! Проживешься до нитки, куда денешься? К нам же прибежишь.
Юлия. Ни к кому я не пойду, гордость моя не позволит, да мне и незачем. Что вы мне бедность пророчите? Я не маленькая: и сама собою и своими деньгами я распорядиться сумею.
Глафира Фирсовна. А я другие разговоры слышала.
Юлия. Нечего про меня слышать. Конечно, от сплетен не убережешься, про всех говорят, особенно прислуга; так хорошему человеку, солидному, стыдно таким вздором заниматься.
Глафира Фирсовна. Вот так! Сказала, как отрезала. Так и знать будем.
Входит Михевна.
Юлия, Глафира Фирсовна и Михевна.
Михевна. Чай готов, не прикажете ли?
Глафира Фирсовна. Нет, чай, бог с ним! Вот чудо-то со мной, вот послушай! Как вот этот час настанет, и начинает меня на съестное позывать. И с чего это сталось?
Юлия. Так можно подать.
Глафира Фирсовна. Зачем подавать? У тебя ведь, я чай, есть такой шкапчик, где все это соблюдается – и пропустить можно маленькую и закусить! Я не спесива: мне огурец – так огурец, пирог – так пирог.
Юлия. Есть, тетенька, как не быть!
Глафира Фирсовна. Вот мы к нему и пристроимся. Перекушу я малым делом, да уж и пора мне. Засиделась я у тебя, а мне еще через всю Москву шествовать.
Юлия. Неужели такую даль пешком? Тетенька, если вы не обидитесь, я бы предложила вам на извозчика. (Вынимает рублевую бумажку.) А то лошадь заложить?
Глафира Фирсовна. Не обижусь. От другого обижусь, а от тебя нет, не обижусь, от тебя возьму. (Берет бумажку.) Когда тут лошадь закладывать!
Юлия и Глафира Фирсовна уходят в дверь направо, Михевна идет за ними. Звонок.
Михевна, потом Дергачев.
Михевна. Ну, уж это Вадим Григорьич, по звонку слышу. (Идет к двери, навстречу ей Дергачев.) Ох, чтоб тебя!
Дергачев(важно). Я желаю видеть Юлию Павловну.
Михевна. Ну, да мало ль чего вы желаете. К нам, батюшка, в дом мужчины не ходят. И кто это вас пустил? Сколько раз говорила девкам, чтоб не пускали.
Дергачев(пожимая плечами). Вот нравы!
Михевна. Ну да, нравы! Пускать вас, так вы повадитесь.
Дергачев. Я не за тем пришел, чтоб твои глупости слушать. Доложи, милая, Юлии Павловне.
Михевна. Да, милый, нельзя.
Дергачев. Что за вздор! Мне нужно видеть Юлию Павловну.
Михевна. Ну, да ведь не особенная какая надобность.
Дергачев. У меня есть письмо к ней.
Михевна. А письмо, так давай его и ступай с богом.
Дергачев. Я должен отдать в собственные руки.
Михевна. И у меня свои собственные руки, не чужие. Чего боишься? Не съем его.
Входит Юлия Павловна.
Дергачев, Михевна, Юлия Павловна.
Юлия. Что у вас тут за разговор? А, Лука Герасимыч, здравствуйте!
Дергачев. Честь имею кланяться! Письмо вот от Вадима. (Подает письмо.)
Юлия. Покорно вас благодарю. Ответа не нужно?
Дергачев. Ответа не нужно-с, он сам заедет.
Юлия. Что, здоров он?
Дергачев. Слава богу-с.
Михевна. Не держи ты его, отпусти поскорее, что хорошего?
Дергачев. Могу я его здесь подождать-с?
Юлия. Лука Герасимыч, извините! Я жду одного родственника, старика, понимаете?
Михевна. Да, Герасимыч, ступай, ступай!
Дергачев. Герасимыч! Какое невежество!
Михевна. Не взыщи!
Юлия. Не сердитесь на нее, она женщина простая. До свидания, Лука Герасимыч!
Дергачев. До свидания, Юлия Павловна! Как ни велика моя дружба к Вадиму, но уже подобных поручений я от него принимать не буду, извините-с! Я сам ему предложил-с, я думал провести время…
Михевна. Ну, что еще за разговоры развел?
Юлия. Что делать, у нас это не принято. (Кланяется.)
Михевна(Юлии). Глафира Фирсовна ушла?
Юлия. Ушла.
Михевна(Дергачеву). Пойдем, пойдем, я провожу.
Дергачев раскланивается и уходит, Михевна за ним.
Юлия, потом Михевна.
Юлия(раскрывает письмо и читает). «Милая Юлия, я сегодня буду у тебя непременно, хоть поздно, а все-таки заеду». Вот это мило с его стороны. (Читает.) «Не сердись, моя голубка». (Повторяет.) «Моя голубка»! Как хорошо пишет. Как на такого голубя сердиться! (Читает.) «Я все эти дни не имел минуты свободной: все дела и дела и, надо признаться, не очень удачные. Я все более и более убеждаюсь, что мне без твоей любви жить нельзя. И хотя я подвергаю ее довольно тяжким испытаниям и сегодня же потребую от тебя некоторой жертвы, но ты сама меня избаловала, и я уверен заранее, что ты простишь все твоему безумному и безумно любящему тебя Вадиму».
Входит Михевна.
Михевна. Кто-то подъехал, никак Флор Федулыч.
Юлия(прячет письмо в карман). Так ты поди, сядь в передней, да посматривай хорошенько! Если приедет Вадим Григорьич, проводи его кругом да попроси подождать в угольной комнате. Скажи, мол, дяденька у них.