Вихрь закружился над его головой прежде, чем Джинни успела что-то ответить. Малфой неслышно приземлился в коридоре Хогвартса, в котором он узнал путь к подземелью. Сложно было его не узнать, когда много лет ходил по одной и той же дороге.
Он повернулся влево, увидев Гермиону, которая смотрела на него в упор, практически не мигая. Он едва не отшатнулся в сторону, вовремя осознав, что она не могла его видеть. Грейнджер недовольно поджимала губы, впиваясь зрачками куда-то в пространство за ним.
— Думаешь, можешь шляться здесь, когда тебе вздумается?
Его собственный голос режет уши Малфою, и он устало вздыхает. Благо он вскоре закончит вести себя как полный придурок… Разумеется, перед тем как совершит свою величайшую ошибку.
— Вообще-то я тоже староста, Драко, — строго произнесла Грейнджер, а брови его молодой версии поднялись выше, когда он впервые услышал от неё собственное имя. Щёки Гермионы покрылись розовым оттенком, сдающим её с потрохами, но она незамедлительно взяла себя в руки. — Малфой!
— Вообще-то я тоже староста, Гер… Нет, в задницу. Грейнджер. — ответил Драко. — А ещё я состою в Инспекционной Дружине, что позволяет мне вычитать баллы и старостам.
— Очень большое достижение, — фыркнула она, так и не подняв на него взгляд. — Нашёл на что тратить время.
— Будто ты что-то понимаешь, грязнокровка.
— Придурок, — выдыхает Драко, борясь с внутренним желанием ударить себя по лицу. Правда, пока так и не понял, какую из двух версий себя ему хотелось вырубить первым.
Коридор вновь закружился в разводах чернил, которые постепенно обретали различные очертания. С жадным интересом он вглядывался в ряд коротких воспоминаний. Драко прекрасно помнил каждое из этих мгновений, но увидеть всё со стороны Грейнджер было более чем занятным.
Он вновь улыбается, глубоко вдыхая прохладный воздух. Но вместо обжигающего чувства в лёгких он чувствует лишь трепетное тепло.
На шестом курсе, когда он в панике пытался осознать, как ему исполнить приказ Волдеморта, Гермиона стала каким-то неотъемлемым составляющим его существования. Тому Малфою требовался островок спокойствия, и он нашёл его в ней. Когда после двух недель дежурств взаимные оскорбления перестали литься в разные стороны, их столкновения преобразовались во вполне приятное времяпрепровождение.
Всё началось с их совместных дежурств, когда молодая версия Драко сцепилась с Уизли, и декан Гриффиндора разняла их у статуи рыцаря, пока каждый из них пытался сломать нос другому. В голову МакГонагалл пришла гениальная идея, что Грейнджер сможет наладить контакт со Слизерином, и она поставила их в одну смену. Младшая его версия кривила лицо, но текущая версия понятия не имела, к чему же был этот спектакль.
Поначалу они выяснили, что им есть о чём разговаривать. Малфой благодаря Нарциссе был неплохо знаком с магловской классикой, и однажды он до трясущихся рук Грейнджер спорил с ней, что мистер Дарси — просто напыщенный болван, который не мог определиться с тем, что ему нужно от Элизабет. Драко, конечно, думал совсем не так, но его слишком уж завораживал вид бушующей гриффиндорки. А после он и сам постепенно заметил, что она начинает тянуться к нему, как и он к ней.
Чернила постепенно приобретали очертания кабинета, в котором шестикурсники тренировались аппарации, а в свободное время — в дуэли.
По другую сторону подиума стояла Гермиона, которая с чрезмерным остервенение бросила в него невербальное заклинание, а высокая фигура Малфоя отлетела в противоположную сторону, пробивая ограждение.
— Ты меня точно угробишь, — сдавленно охая, простонал его голос из-за подиума.
Гермиона бросилась к нему, преодолевая расстояние от одного конца лунного ковролина до другого, спрыгивая вниз.
— Сильно ушибся? — в её голосе сквозило такое волнение и беспокойство. Глаза округлились от страха, пока она пыталась понять, насколько сильным был ущерб и стоило ли бежать за помощью к мадам Помфри.
— Смертельно, — голос молодого Драко исказила ухмылка, а разгневанная Грейнджер ударила его ладонью в грудь.
И когда её макушка скрылась за подиумом, Драко даже не нужно было подходить ближе, чтобы понять, для чего его рука зарылась в её бешеные кудри. Он и так детально мог воспроизвести в голове их первый поцелуй, для этого и Омут не был нужен. Ноющая пустота внутри отчаянно желала поменяться местами с той молодой версией, чтобы прожить эту жизнь иначе. Слишком многое пошло наперекосяк.
Его вновь закрутило по ветви воспоминаний, которые играли краткими вспышками, в которых самым ярким было лицо Гермионы, светящееся от счастья. Этой энергией могли бы отапливать целые страны, а в своих же глазах он вряд ли когда-то видел такое спокойствие. В этом было его счастье. Никаких дрожащих рук, затравленных серых глаз. Мягкая улыбка и просто до одури влюблённый взгляд, словно он под действием сильного дурмана.
Всё равно что смотреться в зеркало Еиналеж. Он в полной мере ощущал всё, что видел, но не имел возможности коснуться. И каждая такая вспышка привлекала его внимание.
Вот Грейнджер подскакивала от восторга, когда он, краснея, как никогда в жизни, протягивал ей подарок на Рождество. Он помогал ей застегнуть на шее тонкую цепочку, на которой висела маленькая звёздочка. Потому что она — звезда в его созвездии. Не будет её — и созвездия не будет. Он, если честно, никогда не понимал прелести таких крохотных безделушек, но, увидев его в магловском магазине, почему-то был титанически уверен, что это ей понравится гораздо больше, чем что-то более вычурное. И ведь не прогадал.
В другой вспышке он признался ей, что уже давно влюблён. И, ожидая ответного признания, неуверенно косился на Грейнджер. А она просто взяла и расплакалась. Тогда Драко принял это за отказ, но она начала убеждать его, что просто расстроилась из-за того, сколько времени они потеряли, заигравшись в межфакультетскую войну. Призналась в том, о чём уже давно знала лишь её лучшая подруга.
Затем она выбиралась по ночам из гостиной Гриффиндора, прокрадываясь в закрытый коридор на четвёртом этаже, хотя они вот-вот разошлись после дежурства. Потому что прекрасно знала, что он будет ждать её там. Что она, как и во многие ночи до этой, будет довольно жмуриться, сидя перед Драко, пока он водит кончиками пальцев по её едва заметным веснушкам. Словно пытаясь запомнить расположение каждой из них. Она тихо смеялась, пока он выцеловывал каждый миллиметр её носа, щёк и подбородка, шепча какие-то совершенно глупые комплименты, от которых Гермиона краснела и тех же самых веснушек уже совсем не было видно.