И вот Анна прямо перед музыкальным инструментом, который в полумраке комнаты зловеще блестит глянцевыми боками. Рука сама потянулась к крышке. Еще секунда, и пальцы ощутили неестественный холод прикосновения к дереву. Анна, дрожа всем телом, медленно стала поднимать крышку и вдруг поняла, что это на самом деле крышка гроба. У Анны перехватило дыхание. При виде сына в разорванной гимнастерке и с окровавленными ранами на теле Анна почувствовала, как пространство сжимается до размеров могильной ямы.
Женщина вскрикнула и, окончательно проснувшись, обнаружила себя в пустом классе. Сердце бешено колотилось, и его громкий стук гулко отдавался в ушах. Анна выбежала из школы и, позабыв о приличиях, со всех ног понеслась к дому.
Задыхаясь, Анна резким движением распахнула двери и влетела в комнату.
Крышка пианино была закрыта. На ней лежало несколько золотых кленовых звездочек размером с ладонь. То ли ветер-сорванец, расшалившись, распахнул окно и передал учительнице осенний привет, то ли малышка Маргариты собирала букет для гербария, но по детской беззаботности оставила его здесь, увлеченная новой идеей…
Анна вздохнула и, ища опоры, сползла по дверному косяку на дощатый пол. Чуть отдышавшись, она встала. Прислушиваясь к скрипу половиц, который уже не казался ей таким жутким, медленно и спокойно открыла она крышку знакомого инструмента. Затем дрожащими пальцами нажала несколько клавиш. Звуки, рожденные клавишными молоточками, были идеально верны.
– Удивительно! Как же оно не расстроилось, если на нем так долго никто не играл?
Изумленно и радостно отерла она сорвавшуюся с ресниц слезу, расцветая в улыбке.
Очередное утро началось с того, что в дверь кто-то нетерпеливо постучал. Анна поспешила открыть и увидела перед собой плачущего ребенка. На пороге в серой перепачканной чернилами маечке стоял Миша.
– Тетя Аня, отцу плохо. Хотели вызвать фельдшера, но папа запретил, – гнусавя и размазывая по щекам вязкую юшку, начал Миша. – Сказал, чтобы ноги этого подлеца не было у нас дома. Из соседней деревни вызвали врача. Он прописал папе молоко, а у нас ни коровки, ни козы…
– Не плачь, малыш, – остановила его учительница, не заставляя ребенка унижаться до просьбы, о которой она и сама уже догадалась. – Это дело поправимое. В деревне у многих есть скотина. Сейчас вместе найдем. Ты только не плачь! – с этими словами Анна набросила на плечи платок и вышла из дома.
Раздраженно кляня все вокруг, на чем свет стоит, Наталья подметала двор. Анна вспомнила: именно ей посреди дороги вручили тогда похоронку. На заборе белой краской аккуратно было выведено: «№ 6». На крыльце сидела полураздетая девочка, которая беспрестанно плакала и просила есть. Наконец вдова не выдержала и, тряся метлой, закричала ребенку:
– Есть хочу, есть!.. А метлой по спине не хочешь? Где я тебе возьму? У нас и скотины нет! Один был козел, да и того с винтовкой на фронт отправили. Говорила я ему: дома сиди, пропадем мы без кормильца. Так что ты! Родина-мать зовет!..
Анна поспешила отойти от несчастливого двора, словно боясь заразиться какой-то страшной болезнью вроде бубонной чумы. Вдвоем они направились в сторону дома Тимофея.
Маленький мальчик, держа в руках кувшинчик с молоком, стоял рядом с привязанной к дереву коровой. Тимофей – огромный мужик, которого издалека можно было легко принять за довольно крупный холм, курил тут же, сидя на табуретке. Его вечно ухмыляющееся лицо сейчас выражало крайнюю степень умиления.
Анна, видя этого богатыря, всегда удивлялась тому, что его не забрали на фронт. Ведь кому сражаться, если не этому верзиле? Впрочем, ходили недобрые слухи, что, дав на лапу кому следует, он получил справку о какой-то загадочной хвори. Как бы там ни было, Анна недолюбливала Тимофея за то, что ее сыновья служили, а он нет.
– Доброе утро, сосед – вкрадчиво, как того требовала ситуация, начала Анна.
– Доброе, Анна Владимировна, – в тон ей ответил Тимофей.
– Как ваши дела?
– Ха! Как на войне! – балагурил весельчак.
– Понимаете, – тщательно подбирая слова, начала было Анна. – У нас раненый. Ему доктор молоко прописал…
Тимофей бросил на мальчика быстрый взгляд, и ребенок, смекнув, стал торопливо пить из кувшина. Почти захлебываясь, но не роняя ни капли, мальчишка через силу осушил посудину и, насупившись, посмотрел на незваных гостей.