Менять форму могли только демоны-душегубы. Это было еще одним доказательством их превосходства над остальными демонами. Об этом Аластор и подумал, бесшумно спрыгивая на пол.
Другим демонам приходилось использовать тени и шум, чтобы вызвать страх в сердцах людей. Страх – тоже сильное чувство, но то, что могли извлечь из него низшие демоны, казалось искрой по сравнению с лесным пожаром, который получался в результате контрактов, заключенных душегубами.
Ветер завывал в рассохшихся стенах покосившегося дома. Он обдавал демона холодом, вонзаясь в него тысячей ледяных стрел. Аластор едва не повернул обратно, но как только он вышел из портала, его накрыло волнами волны страдания и боли. Отчаяние разлилось по всему дому, возможно даже подточило стены. Демон зажег фонарик, висевший у него на шее.
Магия клубилась в воздухе. Энергия сверкала и танцевала, собираясь в контейнер, который Аластор принес с собой. Демон огляделся. Единственным источником света был умирающий огонь в очаге. Камин Аластора был огромным. По его приказу гоблины сделали его из лучшего драконьего стекла и украсили окаменевшими эльфийскими сердцами. Но у людишек очагом служил круг из десятка обгоревших камней. Над очагом склонилась фигура, которая впечатлила Аластора еще меньше. Бесформенное существо, завернувшееся в выцветшее одеяло. Женщина? Магия исходила от нее, поднимаясь над головой и растекаясь беспокойными волнами. Какая отличная боль! Нетрудно будет заключить сделку с существом, которое так страдает.
Но нити вели не к ней. Они тянулись на улицу. Видимо, Аластор не мог исполнить ее желание, иначе он бы услышал сквозь зеркало и ее голос. Аластор собирался выйти из дома, но вдруг увидел кое-что любопытное, а противиться любопытству он никогда не мог. У ног женщины валялся пустой котелок.
Люди используют странный огонь, совершенно беспомощный по сравнению с магией, которой греются, готовят еду и освещают Нижнее Королевство. А еще он чахлый и капризный. В этом очаге дрожащий огонек цеплялся за несколько тонких веточек и за то, что бросила туда женщина. Что-то кружевное… Вязаный чепчик, слишком маленький для нее самой. Ботиночки, не больше человеческой ладони.
Аластор не хотел и не собирался больше смотреть на это. Изможденная женщина тихо вздохнула и упала на пол. С жутким ревом ветер распахнул дверь. Демона едва не снесла волна ледяного воздуха и белых хлопьев. Аластор вышел на улицу.
Люди называют это… снегом. Демон скривился, обнажив клыки. Он ненавидел снег. Ненавидел, как его хлопья падают на шерсть, как снег обжигает глаза и заставляет его дрожать, как хобгоблина, которому вот-вот отрежут рог. У всего этого был только один плюс: маскировка. Белый лис в поисках добычи мог долго оставаться незамеченным.
Когда, пробираясь сквозь вьюгу, демон снова отыскал магическую нить, он уже не чувствовал отмороженных лап. Но идти оставалось недолго. Через несколько секунд он понял, что рыдания раздаются уже не в его голове, а долетают до острых лисьих ушек.
– Прости… Мне так жаль… Доченька…
Сквозь завесу метели демон увидел темную мужскую фигуру. Черные шляпа и плащ не защищали от снега, но человек не обращал на это внимания. Мужчина даже не поднял взгляда, когда Аластор подошел к нему сзади. Изумрудный свет магии из его фонарика упал на снег, но человек не видел и этого. Аластор все равно не думал, что он бы заметил.
Перед ним была небольшая яма, которую быстро заметало снегом. А рядом – небольшой деревянный ящик, на крышке которого было аккуратно вырезано имя Черити[1].
Видимо, они были недалеко от океана. Даже несмотря на сильный запах морозного воздуха, острое обоняние Аластора улавливало соленый оттенок бурных волн. Рядом с человеком высилась горка из грязи, песка и камней.
От этого зрелища Аластор повеселел. За свою многовековую жизнь демон успел понять, что такая почва почти не дает урожая. Мало еды – значит, мало надежды. Но почему-то там возвышались десятки небольших занесенных снегом растений, листьев на них не было. Нет, – догадался он и задохнулся от радости. Это не стволы, а надгробия! Он подождал, пока человек опустит гробик в могилу и забросает его кашей из грязи и снега. Аластор был почти уверен, что человек снова заплачет. Его ресницы заледенели, снег прилипал к мокрым щекам. Мужчина отошел. Его руки были грубыми и красными от мороза. Дышал он тяжело, с губ срывались клубы белого пара.
– Как жаль, – наконец сказал Аластор.
Человек посмотрел на него, и на его лице появилось такое выражение, как будто он заблудился в своих кошмарах. Тем не менее, он не затрепетал, как подобает тому, к кому обращается такое прекрасное животное. Вместо этого он закрыл лицо руками и закричал от ужаса.