Следующее, что он чувствует, это резкий запах антидота, которым их любили пичкать при любых отравлениях и несварениях желудков в академии. Сознание медленно возвращается, а вместе с ним слабость, тошнота, головная боль и жжение в глазах.
- Не три, сейчас само пройдет, - сердито произносит Шерлок, и Джон в изумлении распахивает глаза – точно, сфинкс.
- Ты что тут делаешь? – Джон пытается встать, но сильные руки сфинкса удерживают его в лежачем положении. – Где мы? Что случилось? – в голове проясняется.
- В парке, на скамейке, тебя опоили и чуть не увезли в рабство к алюмни, - сообщает Шерлок. - Вот скажи, почему ты как нормальный человек не вернулся в безопасный бордель к своей красотке? Зачем нужно было искать приключения в сомнительном баре, да еще трепать направо и налево, что ты пилот? – Шерлок едва не рычит от злости. – Ты что, совсем не ориентируешься в обстановке? Алюмни вербуют в армию. Пилоты им нужны как воздух. Они не зря здесь крутятся в последнюю неделю, столько пилотов на эти гонки приехало. Непуганные идиоты, - Шерлок яростно отбрасывает использованную ампулу антидота.
Джон испуганно моргает:
- Так меня что, отравили?
- Опоили, - мрачно поправляет его Шерлок, - если б не бармен, я бы мог и не успеть, - он раздраженно косится на свой браслет, словно колеблется, а потом стаскивает его и начинает яростно чесать уже знакомую Джону татуировку.
Джон виновато наблюдает за этим странным процессом - отчего-то Шерлок сейчас ужасно напоминает взъерошенного кота, чешущего лапой за ухом – умилительное зрелище.
- Больше чтоб из гостиницы носу не высовывал, - рявкает он, прекращая чесаться и возвращая браслет переговорника на место, - а то мне делать нечего, как бегать по Мару, его задницу спасать.
- Ну и не спасал бы, - бубнит обиженно Джон, - я тебя не просил, - голова совсем раскалывается, и он просто растекается по жесткой скамейке лужицей, боясь пошевелиться и хоть как-то спровоцировать усиление боли. – Оставь меня, отлежусь и пойду, - шепчет он, опять закрывая глаза, так, кажется, лучше.
- Ну да, чтоб тебя алюмни к рукам прибрали, - возмущается Шерлок. - В какой гостинице вы остановились? – Джон беспомощно морщится – частичная амнезия, вызванная последствиями отравления, дает о себе знать. – Ясно, сам соображу. Небольшие чаевые, пьющий политрук, государственная лицензия, не меньше трех звезд… Ясно, вы остановились в «Синем якоре». Двигаем отсюда, - Джон стонет бессильно.
- Не могу, голова раскалывается адски.
- Тогда придется тебя снова нести, - издевательски заявляет Шерлок и, не слушая слабых возражений Джона, взваливает его себе на плечо легко, словно пушинку. – Мы, сфинксы, сильные, выносливые, привыкли дармоедов таскать на загривке… - Джон обиженно молчит.
Мысли в голове опять начинают путаться, скорее всего, наступает отходняк от стремительного очищения организма. Джон, болтаясь головой вниз, упирается взглядом в шерлокову попу, обтянутую узкими брюками. Симпатичную такую попу, сексуальную.
- Вообще-то это я тебя должен нести, - заявляет он спустя некоторое время мельтешащей перед глазами попе.
- Это еще почему? – интересуется Шерлок сквозь собственное пыхтение.
- Ну, у тебя же мое кольцо. На безымянном пальце, - как маленькому объясняет Джон. – Так обручаются возлюбленные. Жених дарит невесте кольцо, и они считаются помолвленными.
- Это ты меня сейчас бабой назвал? – спустя две минуты интересуется Шерлок.
- Ну почему же бабой, - рассуждает Джон, - невестой. И заметь, это не мой выбор… Ты сам покусился на перстень, а он – фамильный, обручальный…
Шерлок под Джоном обиженно сопит:
- Если немедленно не заткнешься, женишок, я тебя сдам вашему политруку, - обещает он.
Угроза Джону кажется страшной, поэтому он действительно надолго замолкает, даже закрывает глаза и… неожиданно засыпает. В себя приходит, когда становится мокро. Джон недолго сонно щурится, потому что оказывается под бодрящим прохладным душем. Шерлок безжалостно поливает его из лейки одной рукой, а другой удерживает, чтобы не вырвался. Джон пытается брыкаться, но Шерлок держит крепко. Наглотавшись теплой воды, Джон наконец-то приходит в себя, обиженно пыхтит, вылезая из ванной тех самых удобств на этаже, со смущением понимая, что, в общем-то, совершенно обнажен. Шерлок невозмутимо накидывает на него гостиничный халат и насмешливо интересуется:
- До номера сам дойдешь или проводить?
- Сам, - бурчит Джон, отворачиваясь – на Шерлока смотреть стыдно.
- Ну, тогда бывай, - тот хлопает Джона по плечу, - еще увидимся. И отоспись перед соревнованиями, противники у тебя серьезные.
- Сам знаю, - вздыхает Джон, запахивая на груди халат и потуже затягивая пояс на талии, а когда поднимает голову, Шерлок уже испарился, словно привидение. Ну что за несносный тип!
Джон сердито поджимает губы и топает в номер, где, не обращая внимания на разбросанные по полу вещи (не очень-то деликатно Шерлок его из одежды вытряхивал), падает на свою половину кровати и засыпает. Когда приходит Мюррей, он не помнит.
Просыпаются оба утром от бодрой побудки энергичного лейтенанта Осборна:
- Подъем, курсанты! Наш кар прибыл! Пора на полигон.
Под придирчивым и подозрительным взглядом начальства, Джон и Мюррей умываются, переодеваются в тренировочные комбинезоны и завтракают в столовой гостиницы яичницей с кефиром. Политрук отвратительно жизнерадостен, будто не пил сутки до этого. Вспомнив о долге перед империей, он строевым шагом ведет курсантов на полигон, до которого и по воздуху добраться дело не быстрое, где в пятом ангаре дожидается спортивный кар Джона, доработанный и усовершенствованный в академии как раз к гонкам. Некоторое время Джон с Мюрреем посвящают тому, что просто осматривают машину на предмет повреждений при перевозке, проверяют работоспособность элементов. Джон осмотром удовлетворен, а невыспавшийся Мюррей бухтит что-то о предателях, бросающих друзей на произвол девушек легкого поведения, и каких-то шестеренках, которые ему забыли положить в должном количестве. Джон упреки игнорирует в предвкушении завтрашней гонки. После осмотра машины лейтенант Осборн сообщает время, когда Джону можно будет проехаться по трассе, чтобы с ней ознакомиться, и объявляет часовой перерыв. Мюррей убегает за водой, политрук располагается в тенечке ангара зорко сторожить машину от посягательств конкурентов (есть у него такой бзик, что им обязательно попытаются устроить диверсию, как главным претендентам на медали), а Джон отправляется прогуляться по полигону, чтобы присмотреться к прочим участникам соревнований. На самом деле, полигон полон спортсменов из самых отдаленных уголков мира, и это радует. По ощущениям, времена пошли тревожные, не до спорта, а вон сколько желающих принять участие в гонках. У палатки судей Джон останавливается, чтобы прочитать список заявленных спортсменов, а также освежить в памяти правила. В списке его внимание привлекает фигурирующий не под флагом государства, независимый участник. Такого раньше не случалось. Джон просматривает правила до конца, чтобы убедиться, подобное не запрещено. Интересно будет посмотреть на этого типа, если верить списку, его номер тридцать четвертый. Сунув руки в карманы, Джон идет вдоль ангаров, бросая любопытные взгляды на модели каров и бригады участников, состоящие из пилотов и механиков. Большое впечатление на Джона производит кар омманов, такой же оранжевый, как и они сами, и даже чем-то на ящериц похожий (при воспоминании о вчерашнем бармене Джону становится стыдно), чувствуется, что машина сильная у парней с Вандраса, что-то кудахчущих над ней, а вот кар команды Мешеха не производит впечатления, а ведь они – чемпионы прошлого года. Возможно, секрет машины скрыт, или они специально вводят в заблуждение соперников – у каждого своя стратегия победы. Джон доходит почти до конца, чтобы убедиться, тридцать четвертый ангар закрыт. Так и не удовлетворив любопытства, Джон возвращается к своему пятому ангару, попутно останавливаясь поболтать с другими пилотами. В отличие от механиков и прочих сопровождающих лиц, сами пилоты относятся друг к другу довольно дружелюбно. Так у Джона завязывается интересная беседа о методах подготовки к гонкам с парнем с Якьячекья, и спор о преимуществах вертикальных прыжков над кручеными с пилотом Турраны. Кроме того, Джон встречает знакомого по юниорским гонкам, и они душевно вспоминают прошлое. Так что, когда он все же добирается до пятого ангара, злой как черт лейтенант Осборн сердито сообщает, что Джон едва не опоздал на свой собственный ознакомительный заезд по трассе. Еще чуть-чуть, и завтра бы пришлось либо лететь втемную, либо сниматься с соревнований. Джон, бормоча извинения и дурацкие оправдания, спешно натягивает шлем, залезая в кар. Мюррей помогает выкатить машину из ангара и довести до линии старта. Когда цифровое табло дает позволение приступить к полету, он показывает Джону большой палец, а затем сменяет его средним – скотина озабоченная, о чем Джон и сообщает Мюррею в микрофон, получая выговор от политрука. Набирая скорость, Джон наконец-то выезжает на трассу, включает регистратор, чтобы вечером еще раз в спокойной обстановке проанализировать ее.