Выбрать главу

- Я не помог ему, просто смотрел, как он умирает, и не мог пошевелиться, - признается Джон. – Я так виноват перед ним, - на душе скверно и тягостно.

- Профессор сказал, хорошо, что ты не взялся оказывать первую помощь, - возражает Микки мягко, - у сфинксов немного иная физиология, ты с ней не знаком. Мог случайно навредить, - но Джон лишь качает головой на эту ложь – его любимый мог умереть, поскольку Джон настолько перенервничал, что не смог взять себя в руки. – Ты был в шоке, - голос Микки становится сердитым, - перестань себя казнить. Не всякий раз у тебя на глазах умирает твоя пара.

Джон поднимает красные глаза на Микки и неожиданно для себя заключает его в объятия.

- Спасибо, что спас его, я никогда этого не забуду, - шепчет он куда-то в грудь парадного камзола Микки, - спасибо тебе!

И Микки молчит, только утешающе обнимает в ответ. Потом они сидят на жестких неудобных стульях в ожидании конца операции. Поодаль топчутся телохранители Микки, но подойти не решаются. Госпиталь, наполненный людьми из личной охраны императора, которые появились как раз в тот момент, когда Шерлок уложил метким выстрелом первого киллера и отправился в морг, чтобы встретить там Мэри, гудит, словно потревоженный улей. Не скоро здесь воцарится покой и тишина, как того требует в обычной обстановке главврач Такер. Профессор Нежинский выходит из операционной в приподнятом настроении.

- Вот, Ватсон, пуля, которую мы извлекли из вашего друга, - он протягивает Джону маленькую смертоносную пакость. – Операция прошла успешно. Давненько я не видел на своем операционном столе сфинкса, это было презабавно, - он совершенно маньячно ухмыляется. – Можете пройти к нему, он сейчас в ПИТе. Я распорядился, чтоб вас пустили, только не забудьте про стерильность, - он строго смотрит на расхлюстанный вид Джона, испачканный кровью и грязью халат, и осуждающе качает головой.

Джон подскакивает, бормоча слова благодарности, наскоро обнимает Микки, понимая, что, скорее всего, они больше не увидятся, по крайней мере, здесь, на Триконе, и убегает приводить себя в стерильный порядок. Он моется тщательно, потом надевает чистый костюм, бахилы и только тогда проходит в палату, где на высокой койке под аппаратом жизнеобеспечения лежит ЕГО ШЕРЛОК. У Джона перехватывает дыхание, когда он видит поднимающийся и опускающийся острый кадык на длинной худой шее, бинты на впалой груди и тени под глазами. Профессор сказал, операция прошла успешно. Джон некоторое время смотрит на спящего Шерлока, потом воровато оглядывается и целует его в посиневшие сухие губы, и только после этого устраивается в кресле рядом с кроватью поудобнее, открывая планшет с историей болезни, который прихватил с поста медсестры. Джон вспоминает слова профессора: «ничего страшного, операция прошла успешно», что ж, почитаем. На самом деле все и правда оказывается не так уж страшно, как навоображал себе Джон, и Шерлок вовсе не умирал там, у него на руках. Он вообще не умирал, но спасибо, что Микки быстро сориентировался в обстановке, и спасибо профессору Нежинскому за его опыт и профессионализм. Джон клянется, что с этого времени займется изучением физиологии сфинксов, во что бы то ни стало. Пожалуй, для него это станет куда более важным знанием, чем собственная физиология. Джон откладывает планшет в сторону и осторожно гладит худую руку Шерлока, без айди, лежащего на тумбочке рядом с сапфировым перстнем, с одним единственным браслетом-татуировкой. Какого черта он не свел их все? Шерлок выглядит уставшим, и Джон знает, что не будет звать его и пытаться разбудить, пусть отдохнет, а он будет ждать. Ждать, когда любимый очнется или же его самого не вытурят из палата сфинксы, которые должны прилететь за Шерлоком (Микки сказал, что в консульство уже позвонили). Шерлок приходит в себя раньше.

Джон закрывает глаза на минуту и просыпается от тихого шепота:

- Джон, малечек, просыпайся…

Он резко открывает глаза и видит уже очнувшегося улыбающегося Шерлока. Облегчение наваливается снежным комом, и Джон не может вымолвить ни слова, только смотрит на Шерлока и кусает губы.

- Прекрати, - тихо просит Шерлок, - иди сюда и обними меня, я встать не могу.

Джон сглатывает ком, застрявший где-то в горле, и обнимает Шерлока, уткнувшись носом ему в шею.

- Живой, - выдыхает он. – Как же я испугался…

Джон с наслаждением слушает ровное биение сердца Шерлока сквозь тонкий слой бинтов.

- У меня все было под контролем, - Шерлок слабой рукой гладит Джона по волосам.

Джон моргает, прогоняя слезы:

- То, что ты сказал тогда… - с трудом произносит он, - про помолвку… Что она была по-настоящему… Для меня это честь, носить твое кольцо, - он все же шмыгает носом. – Прости, если тебе было неприятно слышать мои слова, я говорил это для Мэри и на самом деле отношусь к нашим отношениям серьезно.

Шерлок молчит довольно долго, продолжая перебирать тонкими пальцами пряди Джона.

- Я рад это слышать, малечек, - наконец произносит он. – И, наверное, я сам виноват в том, что ты не воспринял наше обручение всерьез. В конце концов, я так и не сказал этого вслух.

- Уже сказал, - шепчет Джон, поднимает голову и целует Шерлока в губы. – Когда тебя заберут? – спрашивает он позднее. – В консульство уже позвонили…

Шерлок морщится:

- Я имею право на отпуск, - сердито бурчит он. – Моя жизнь вне опасности. Какого черта, - он поднимает руку, чтобы убедиться, айди на запястье нет. – Дай его, мы все сейчас уладим…

Джон подает Шерлоку айди, и тот, надев его на руку, быстро кого-то вызывает, а потом ведет долгий спор на повышенных тонах окрепшим голосом на вспомогательном батрейнском, которым Джон не владеет. Когда переговоры заканчиваются, Шерлок срывает с себя браслет и швыряет на тумбочку.

- Май… мой работодатель – урод, - возмущается он. – Всего три дня! Три дня отпуска, Джон! Я заслужил два года жизни с тобой, а не три дня в больнице… - он хмурится, барабаня пальцами по простыне, и Джон ловит себя на желании зацеловать каждый палец. – Так, ладно, - Шерлок оглядывается: - Я прекрасно себя чувствую, зови врачей, пусть меня выписывают. Бери отпуск, мы отлично проведем эти три дня в твоей квартире…

- Что? – меланхоличное настроение слетает с Джона моментально. – Ты в своем уме? – кричит он через несколько минут спора с Шерлоком. – Да ты же после операции! Тебе нельзя двигаться! Постельный режим! Неделя, как минимум…

Они спорят долго, азартно и громко, так что на ор прибегает медсестра, а за ней профессор Нежинский. Как ни странно, но Шерлоку разрешают покинуть госпиталь уже завтра. Ночь он должен провести под наблюдением врачей. Джон сопротивляется этому решению профессора долго, и тому приходится отвести Джона в сторонку и популярно на пальцах рассказать о некоторых особенностях удивительной регенерации сфинксов.

- Если б выстрел был сделан в район ментальных крыльев сфинкса, то последствия были бы не так радужны, а физическому телу человека повреждения не опасны. Вот увидите, коллега, он завтра на своих ногах домой пойдет, - уверяет профессор Джона. – А то, что ему там будет лучше, чем в больнице, и обсуждать нечего. И сами отдохните, уж больно вы плохо выглядите. Освобождаю вас от работы на три дня, считайте, это приказ.

Пораженный Джон благодарит профессора и возвращается к любимому. Он проводит ночь возле Шерлока, который спит сном младенца, явно пополняя потраченные силы и здоровье, а просыпается вполне себе бодрым и довольным жизнью. Джон еще пытается уговорить его на передвижное кресло, но Шерлок действительно самостоятельно встает на ноги, и это чудо. Джон ходит вокруг него на цыпочках и боится лишний раз вздохнуть, обращаясь с Шерлоком как с хрустальной вазой, но его скверный нрав быстро возвращает их к прежнему простому и легкому взаимодействию. И хоть выходят из госпиталя они под ручку (Шерлок все же опирается на Джона, превозмогая некую послеоперационную скованность), Джон чувствует, как жизнь со всеми своими красками, звуками и запахами стремительно возвращается. Такой полной и насыщенной она бывает только рядом с Шерлоком. Пока они идут к ожидающему такси, Джон тихо улыбается тому, что впервые осознает их с Шерлоком официальной парой. И это осознание до чертиков приятно. Он незаметно касается подушечкой пальца скромного кольца Шерлока и ощущение теплого металла под кожей согревает душу.