– Ты куда? – спросил Тодд, уже догадываясь об ответе.
– Да пойду, вздремну. Это преследование меня сегодня доконало.
– А я, значит, занимайся исследованиями в одиночестве?
– Ой, ну брось, что там исследовать-то? Ты уж всё изучил. Рухлядь какая-то. Да пусть Корабль исследует, зачем время тратить, – физиономия Вязина просияла на миг в шлюзовой камере и растворилась. И уже из спального отсека донеслось, – Кстати, Тодд, посмотри в базе данных, не выбрасывали ли тусалонцы устройства для мытья унитазов, клизмы или вёдра с мусором? Нам не нужно чужое имущество, надо вернуть!
Филби не стал отвечать. Если уж Вязин решил приколоться, то он это сделает на любом материале. К тому же, Вязин был не так уж далёк от истины. Рухлядь? Ну, так что с того! Филби, откровенно говоря, любил поковыряться в рухляди, а уж если удавалось починить какую-нибудь древнюю игрушку, то счастью его вообще не было предела. Он с каким-то глубоким внутренним уважением относился к древностям, именуя их гордым именем «Ра-ри-тет».
II
Восходящее солнце осветило белоснежные ступени амфитеатра. В розовом свете зари, мрамор так же казался розовым. Кеос любил это утреннее время и этот цвет. Необыкновенный нежный цвет, такой редко где увидишь. И вот сейчас природа благословила это человеческое творение из мрамора, и вместе они явили собой картину, достойную пера художника: нереальный, сказочный розовый амфитеатр!
Кеос, гражданин Пеллы, столицы Македонского царства, сидел на своём излюбленном месте – примерно в середине зрительских ярусов. Если сеть выше, – было плохо видно, а ниже, – получалось слишком близко, и терялся вид арены в целом. Посередине – самое лучшее: и сохраняется видение всего действа, и можно различать отдельные его детали.
Амфитеатр, тем временем, не спеша наполнялся. Кеос пришёл первым, долгое время наслаждался розовой зарёй, а потом, когда стали подходить люди, завязал разговор со своим соседом. Разговор пошёл, как водится, о политике: сегодня народ созывали не ради зрелищ, а для дела. Молодой царь, наследник Филиппа, пожелал собрать войско в поход. К слову сказать, повода для этого не было никакого. Положение Македонии было устойчивым, войско сильным, хозяйство – богатым. Зачем молодому царю понадобилось воевать с Персией, толком не понимал никто. Об этом и рассуждали:
– Ну и что с того, что мы давние противники? Разве хватит персам смелости сегодня сунуться к нам? – сосед Кеоса, живущий чуть выше по улице, и в амфитеатре занимал место чуть выше, справа. Его звали Андреас. О политике он говорить любил и говорил много. – Вот мало ли с кем мы противники! Раньше, например, и с Афинами мы были противники, притом давние – и что с того? Афиняне-то теперь сидят тихо. Да, славно их прищучил царь Филипп, да защитят его боги в той жизни!
– Я тоже, Андреас, знаешь ли, не любитель войн, вот только с этими персами пора уже кончать! – Кеос задумчиво почесал бороду, – Вот ты сам посуди, может ли Греция спать спокойно, когда там, за морем, копит силу это персидское чудовище? А ведь рано или поздно оно на нас кинется. Так лучше уж мы его, чем оно нас.
– Оно и верно, Кеос, «бей первым», как говорят люди, но только война эта нам не по зубам сейчас. Ну, сколько мы сможем выставить фаланстеров? Ну, 25–30 тысяч. Конечно, для Греции это немало. На тот же Гелиополь хватило бы и десяти тысяч, коль он сейчас слаб. Но то Египет, а то персы! Да они, не напрягаясь, выставят войско в несколько сот тысяч! А если собрать всех сатрапов, у-у-у! Весь мир по ту сторону моря служит ему одному. А эта его гвардия – бессмертные – да они же сущие псы, волкодавы! Их одних только десять тысяч. А про остальное войско и говорит нечего. Я полагаю, он с лёгкостью соберёт и тридцать тысяч кавалерии, и двести тысяч пехоты, да колесниц до сотни, это уж само собой! Ну а слоны! У него же десятки слонов! А у нас ни одного!
– Считаешь-то ты точно, Андреас, но только счет твой неправильный, – подключился к беседе Каликс, сосед по улице справа, – Ты ведь как считаешь? По количеству! И по количеству счет вроде бы правильный. Одного ты не учёл: каждый греческий волк стоит трёх, да что там, пятерых персидских псов! А к тому же, разве могут они биться в фаланге? Перед фалангой личная мощь и доблесть теряют всякое значение, ибо персы дерутся каждый за себя, а фаланга – единый тысячерукий исполин! Фалангу можно осилить только другой фалангой. А, поскольку персы фаланги не знают, то будут биться каждый сам за себя! Да будь их хоть сотни тысяч, что толку, если каждый сам за себя? А фаланга сильна строем, с ней ничто не сравнится! Даже конница бессильна что-либо сделать, ведь не станет же конный лезть на копья. Могут помочь разве что слоны да колесницы. Но и тем нужно сильно разогнаться, да врезаться в строй. Это легко можно сделать на равнине. А если там будут холмы? А если преградить путь колесницам брёвнами и камнями? Да притом, колесницам бить нужно разом, единым кулаком. А следом должна сразу идти пехота. Иначе, фаланга пропустит их, расступится словно лес, а потом схлопнется. А колесница в окружении совсем не то, что колесница по фронту. О пехоте же молчу: мечники разобьются о фалангу так же, как волны разбиваются об острые скалы…