Македонское войско выходило из города под предводительством великолепного македонского царя – Александра, сына Филиппа. Царь величаво восседал на превосходном вороном жеребце, весь в золоте и бронзе, сияя на солнце, словно молодой бог. И жители Пеллы, завидев его, падали на колени, не в силах оторвать взор от его великолепия и красоты, шептали: «Аполлон! Воистину, сам Аполлон», и тянули к нему руки. Царь приветливо махал им, стараясь каждому заглянуть в глаза, будто бы хотел запечатлеть в своём сердце родные взгляды. Некоторым, особо знатным вельможам он лично пожимал руки в знак своего расположения. Впрочем, пожимал руки и простым гражданам, которые так или иначе были ему знакомы – кузнецам, конюхам, оружейникам… Те же, кому выпадала такая часть, – удостоиться рукопожатия самого царя, – сияли счастьем. Многие потом снимали туники, до которых дотронулся Александр, и хранили их, как талисман, как семейную реликвию, передавая из поколения в поколения со словами: «Храните дети, эту тунику, на ней счастливая рука самого Александра Великого».
Последними войско провожали жрецы. Они стояли за городскими воротами и по обычаю держали в руках пальмовые ветви, чаши с маслом и вином. Александр проехал, остановился перед ними лишь на мгновение, и, получив благословение маслом, тронул коня. На лице главного жреца отобразился ужас. Не сойдя с коня и не преклонив колено, царь нарушил обычай! Однако никто из них не посмел вслух осудить, а уж, тем более, остановить быстрого, повадками напоминавшего сокола, юного царя. Слишком уж сияла на нём броня, слишком неестественно и даже пугающе-грозно сиял его конь. Слишком величественно шелестели за ним вслед слова, устилая дорогу божеству: «Аполлон! Аполлон!».
Когда город был уже позади, и войско вышло на холм, с которого открывался прекрасный вид на город, да и на всю долину, Александр вдруг остановился. Он дождался, когда войско немного подтянется, словно змей обовьётся вокруг холма, так, что холм окажется в центре. Находящегося на вершине Александра теперь было хорошо видно всем воинам, и царь дал сигнал остановить войско.
– Готовы ли глашатаи передавать мои слова?
Глашатаи мгновенно образовали живую цепь, вытянувшись через пятьдесят шагов, и замерли в ожидании слова.
Видя, что люди притихли, Александр произнёс:
– Я знаю, многие из вас заметили, что я не стал преклонять колена перед жрецами, нарушив тем самым обычаи. Но я хочу доказать вам, что ваш царь чтит самую суть обычая, его идею. Потому что есть жрец, который званием превыше всех, – с этими словами Александр спешился, развернулся к городу и встал на колени, – моя великая Родина, перед тобой преклоняю я колени свои!
Потрясённое войско, как один человек рухнуло на колени, лишь глас глашатаев речитативом передавался по цепи.
– Запомните этот миг! – вещал Александр, – Запомните, кому Вы служите! Ни себе, ни своей семье, жаждущей новых земель. Ни своим старшинам, которые ведут вас в бой, ибо они жадны до славы. Ни мне, вашему царю, ни богам (да святится их имя). Вы служите вашей великой Родине, имя которой Гре-ци-я! Так пронесите же это имя сквозь все трудности, что встретятся нам на пути! Сохраните же память об этой минуте в вашем сердце!
И в звенящей тишине, не дожидаясь реакции ошарашенных воинов, царь вскочил в седло и пустил коня в галоп, не оглядываясь.
Войско взревело, как львиная стая, тысячи голосов громыхнули «Ура», многоголовая чудовищная змея всколыхнулась и медленно, неумолимо поползла, извиваясь между холмов. И вот, словно сошедшая откуда-то сверху, прямо с синего неба, полилась, усиленная дробью звенящих мечей и копий, старая добрая воинская песня:
Смотрите люди, в поле, у реки
Шагают строем бравые полки.
Не соколы ли то сошли с небес?
Мы воины Греции, а с нами – Зевс!
Невзгодам и напастям вопреки
Фалангой ходят бравые полки.
Завидит нас – и враг бежит в смятеньи!
Мы никогда не знаем пораженья!
Невзгодам и напастям вопреки
Шагают строем бравые полки.
И слышим мы сердец горячих стук!
Тот воином не был, кто не ведал мук!
Невзгодам и напастям вопреки
Шагают строем бравые полки.
За Родину не бойся смерть принять!
А с песней – нам не страшно умирать!
Но даже смерти лютой вопреки
Сражаются бессмертные полки!
Ждёт воина на Родине далекой
Любимый взгляд подруги синеокой!
И хоть дороги будут далеки —