Когда новая волна страданий пронзила тело, храмовник уже готов был на что угодно, лишь бы прекратить эту жестокую игру.
– Так и не надумал? – поинтересовался мучитель.
– Да… я… ты за это… возможно… я…
– Ну, похоже, здравый смысл в тебе все-таки проснулся.
Храмовники никогда не считали себя воинами. Борцами за справедливость и сохранение равновесия мира – это да, но не более того. Им было чуждо излишнее насилие или секреты истинных наёмных убийц. И мучитель хорошо знал истинную сущность этого тайного ордена. Он взвалил на плечи чужестранца ровно столько страданий, сколько тот мог выдержать, не лишившись при этом чувств и сохранив светлый разум.
– Спрашивать, кто тебя послал и подписал индульгенцию на убийство, я не буду, – рассудил мучитель. – Ваш духовный отец, последователь Габриэль Ризза, надо заметить, весьма настойчивый тип. Представится возможность, поговорю с ним лично. Меня интересует другой вопрос: откуда это он проведал о том, где мы сейчас обитаем?
Голова храмовника обессилено повисла на плечах. Видимо, тощий все-таки перестарался, и его подопечный потерял-таки сознание.
– А ну-ка очнись, мистер Доходяга! – рявкнул он и наградил того звонкой подщёчной.
Пленник встрепенулся, нашёл в себе силы и посмотрел в глаза мучителя.
– Ты не забыл на кое-что ответить?
Кроваво-красный плевок стал лучше всяких ответов. Тощий утёрся рукавом. Усмехнулся. В его руке вновь блеснул нож. Он больше не собирался задавать бесполезных вопросов. Пленник оказался Затворником, а пытать этих парней бесполезно. Слепые фанатики, которым вдолбили в голову столько ерунды, что их хоть режь, хоть коли, ничего не добьёшься.
– Мы все равно остановим вас! Не сегодня – так завтра! Во имя страдания и справедливости! – вынырнув из минутного забытья, наконец заговорил чужестранец.
– Тьфу ты, мистер Дуралей! А я был о тебе лучшего мнения, – выругался тощий и нанёс один резкий удар.
Возле бывшей резиденции правителей замка Бушующей Чести, где в настоящее время располагалась палата судей, было многолюдно. Толпы случайных прохожих, заезжих туристов и тех, кого сюда привёл нелёгкий труд защитников. Судебные процессы проходили в семи округлых залах с утра до вечера. Имущественные споры, громкие бракоразводные тяжбы и короткие обвинительные акты. Работа судебной системы не прекращалась даже глубоким вечером. Когда заседатели расходись по домам, в работу вступали архивариусы и исполнители судебной воли.
К концу недели бурлящий котёл справедливости начинал постепенно остывать. В последний день ворота запирались, а вдоль периметра возникали высокие, статные стражи в изумрудных доспехах с шикарными плюмажами. Неподвижно застыв у входа, они превращались в мраморные статуи площади Величия, где воссоздали образы трехсот первых глубинщиков – тех, кто осмелился возглавить экспедицию к разлому Мрак-Крика…
Второй прохожий прошёл вдоль забора. Остановился возле двух художников, пытающихся повторить на своих полотнах вид главного материнского шпиля Согласия, и мгновенно растворился среди зевак. Вероятнее всего, он просто скрылся в тени вековых дубов, ловко обогнув одного из гигантов. Именно так решили двое храмовников, которые преследовали неповоротливого увальня в твидовом костюме, тройке и шляпе-котелке.
– Осторожнее, – предупредил один другого.
– Думаю, не так страшен Левиафан, как его дети… – попытался пошутить второй, но резкий удар заставил его мгновенно заткнуться.
Здоровяк оказался куда проворнее, чем могло показаться на первый взгляд от вида его широкой фигуры с объёмистым бурдюком живота. Выскочив из засады, он молниеносно сшиб с ног одного из преследователей. Второй попытался вынуть из кармана длинного плаща самострел, но оружие предательски застряло, заставив отвлечься на неудачное стечение обстоятельств. И преследователь сразу же получил заслуженную «награду». Мощный тычок ногой согнул его пополам. Не теряя надежды второй все-таки извлёк самострел – прогремел глухой выстрел. В молоко. Увалень уже оказался с противоположной стороны. Стремительно сместившись вправо, он выбил у преследователя оружие и, подтянув человека к себе, обхватил его шею. Резкий хруст и тело мешком повалилось на землю. Первого нападавшего ждала подобная участь.
Несколько секунд, и дело было в шляпе. Затащив тела в тень акаций, здоровяк присел на скамейку, снял с лысеющей башки слишком уж маленький котелок, протёр выступающий широкий лоб платком и тяжело вздохнул.
– Голыми руками выстлана дорога к счастью, – раздался изящный мужской голос.