Я облизала сухие губы языком, сделанным из наждачной бумаги, и поморщилась от ужасного привкуса во рту. Приподнявшись на локте, я увидела, что время близилось к полуночи. Я проспала около шести часов, но чувствовала себя лучше, чем когда-либо за последние недели, с тех пор как Сойер снова появился в моей жизни.
Худшее случилось, а я все еще была здесь, Джульетта все еще была здесь. По большому счету, мы не были в полной безопасности. Мы были не так далеко от этого уродства, как я бы предпочла, но мы обе все еще были живы.
Осторожно высвободив руку из-под нее, я тихо проскользнула в ванную Сойера и воспользовалась зубной щеткой, которую забыла раньше. Затем я умыла лицо и собрала волосы в беспорядочный пучок на макушке. Сняв рубашку из шамбре, я сменила свою уличную одежду на пару шорт для сна и толстовку, которая свисала с одного из моих плеч. Гораздо лучше.
Только теперь я была голодна.
С включенным позади меня светом в ванной я постояла в дверях еще несколько минут, наблюдая, как спит Джульетта. Ее грудь ритмично двигалась, а руки были прижаты к щеке. Она была таким ангелом, полное совершенство в человеческом обличье.
Мое сердце снова сжалось от болезненной реальности того, что я почти потеряла ее. Вот почему я шла наперекор всему, делая все, что считала правильным, умным и рассудительным, и делала то, чего от меня хотели боссы. Именно из-за нее я снова рискнула своей жизнью, свободой и своим почти идеальным криминальным прошлым (по крайней мере, на бумаге), чтобы украсть у ФБР и уничтожить драгоценные улики. Она была причиной, по которой я пренебрегала здравым смыслом и тем, что означало бы возвращение Пахана на улицы. Я бы сделала все, чтобы моя дочь была в безопасности.
Наконец, поверив, что она в достаточной безопасности, чтобы уйти на несколько минут, я на цыпочках вышла в коридор и тихо прокралась в гостиную. Телевизор был включен, окрашивая комнату в голубые тона.
Я заметила Сойера на диване, и моя грудь снова сжалась. Он неловко откинулся назад, вытянув перед собой длинные ноги, положив локоть на подлокотник и подперев голову открытой ладонью. Его глаза были закрыты, а рот слегка приоткрыт, издавая самые мягкие звуки сна.
Заметив его босые ноги, я достала плед и украдкой накрыла им его ноги. Он едва пошевелился, когда я прокралась на кухню.
Квартира Сойера была довольно большой, со всеми широкими комнатами и невероятно высокими потолками, за исключением двух спален и кабинета, расположенных в задней части дома. Но все остальное широкое пространство было открыто. Прихожая вела в столовую. Она была соединена с кухней и выходила в гостиную, где в углу были установлены тренажеры с видом на город. Дверь в углу комнаты вела на длинный балкон, подвешенный высоко над оживленными улицами Вашингтона.
Как только Сойеру исполнилось восемнадцать, он покинул дом Гаса и переехал в собственное жилье. В течение следующих нескольких лет, пока он продвигался по служебной лестнице синдиката, он несколько раз переезжал. Он всегда находил жилье получше, переезжал в лучшую часть города. Для него было чрезвычайно важно иметь самый красивый дом, который он мог себе позволить. Он получил эту квартиру на вершине своего успеха.
Я не могла не задаться вопросом, как ему удавалось сохранять это все годы, проведенные в тюрьме. Я знала, что это здание было дорогим, и он, очевидно, не зарабатывал никаких денег, пока был заперт. И, по словам Гаса, он продал все свои сбережения, чтобы найти меня. Это было не похоже на Сойера — тратить деньги на пространство, которым он даже не мог воспользоваться. Он был скрупулезен в расходах. Да, он покупал самые красивые вещи, какие только мог, и тратил деньги, когда хотел. Но он также и экономил.
Я с самого начала распознала его тайный страх возвращения на улицу. Но это превратилось в страх нуждаться в ком-то еще, чтобы обеспечить его, полагаться на то, что кто-то другой позаботится о нем. Он хотел быть полностью самодостаточным, что означало наличие такого солидного банковского счета, который позволил бы ему вести образ жизни без забот.
Он не хотел ни в ком нуждаться.
Теперь я задавалась вопросом, включало ли это меня.
Открыв холодильник, я поняла, что на кухне, вероятно, нет еды, но, к своему удивлению, я обнаружила контейнеры для еды на вынос на каждой полке. Должно быть, они сделали заказ, когда мы с Джульеттой были в отключке.
Я вытащила белую коробочку и понюхала содержимое. О Боже мой, мое любимое. Цыпленок с арахисовым маслом из «Дома Ли». Я отправила в рот кусочек холодного цыпленка и застонала от сочного, восхитительного вкуса.
Фриско дал нам жизнь, которую я никогда не смогла бы получить здесь, но у них не было «Дома Ли». Я имею в виду, что в округе Саммит были приличные китайские заведения, но все же... у них не было «Дома Ли».
Я высыпала рис и курицу в соусе в сковороду и включила слабый огонь. У Сойера была микроволновая печь, но это же еда из «Дома Ли», ее нужно подогревать на огне. Я не собиралась портить мое любимое блюдо, лишая его вкуса.
Покопавшись в других контейнерах, я нашла Кунг Пао и Пряный Ло Мейн. Я поймала себя на том, что улыбаюсь впервые по крайней мере за сорок восемь часов — мне казалось, что прошло больше времени. Мои лицевые мышцы растянулись, освобождая место для настоящего счастья, и я не могла удержаться от того, чтобы не выхватить кусочки из сковороды до того, как она полностью нагрелась.
— О Боже мой, — простонала я, откусывая острый кусочек Кунг Пао.
— Мы думали, что еда разбудит вас раньше, — сказал Сойер с другого конца острова.
Развернувшись и размахивая палочками для еды, я отругала его.
— Тебе следовало разбудить меня. Я умираю с голоду.
Он положил руки на высокую стойку и склонил голову, разминая спину.
— Нет, тебе нужно было поспать. — Он поднял голову и поразил меня ошеломляющим взглядом из-под своих длинных ресниц.
Я вспомнила, что нужно дышать, и вернулась к своей еде.
— Тебе тоже...
— Это был долгий день.
В этом он не ошибся.
— Где все? — спросила я.
— Фрэнки в моей комнате для гостей. Гас отвез Кейджа обратно к себе домой.
Эта новость удивила меня настолько, что я снова встретилась с ним лицом к лицу.
— Вы оба содержали квартиры? Почему?
— Я сохранил свою квартиру. Гас пользуется старым домом своего отца.
— Оба его родителя мертвы?
Он покачал головой.
— Нет, его мама все еще жива. Она просто не очень много времени проводит в городе. Она предпочитает путешествовать. И я думаю, что у нее есть место в Мартас-Виньярде. Или где-то рядом. В любом случае, я даже не могу вспомнить, когда Гас в последний раз летал к ней. Она… такая же, какой она была, когда ты ее знала.
Мстительная. Мелкая. Горькая. Я не винила Гаса за то, что он не проводил больше времени со своей матерью. С ней было трудно смириться.
— Хотя я удивлена, что его отец оставил дом ему. Я была уверена, что Аттикус его получит.
— У Аттикуса есть свой собственный. Кроме того, Гас купил его у своей мамы. Это было не похоже на то, что его отец оставил это ему.
В этом было больше смысла.
— Вероятно, ей не терпелось избавиться от него.
Сойер издал глубокий гудящий звук, соглашаясь со мной.
— С Джульеттой все в порядке?
Я повернулась обратно к плите, соскребая кусочки, которые начали прилипать ко дну сковороды.
— Физически, насколько я могу судить, с ней все в порядке. Эмоционально? Время покажет. Должно быть, для нее это был совершенно травмирующий опыт. Я бы все отдала, чтобы отвезти ее обратно в Колорадо. Ей нужен свой дом, своя постель, привычные вещи.
— С ней все будет в порядке, — возразил Сойер. — Дети жизнерадостны.
Китайская еда стала немного менее аппетитной, поскольку мой желудок скрутило от всех возможных способов, которыми она теперь могла быть испорчена навсегда.
— О, да? Ты знаешь много неунывающих детей?
— Раньше я был одним из них.
Его письма вернулись ко мне, как удар по лицу. Я выключила плиту и повернулась к нему лицом. Он обошел остров и стоял всего в двух футах от меня. Он был одет в свою версию пижамы, темно-синие спортивные штаны и поношенную футболку, с босыми ногами и восхитительно растрепанными волосами. На его подбородке виднелась тень щетины, а глаза все еще были сонными. Его очки были где-то оставлены.