Я задрожала, когда из моих глаз потекло еще больше слез, и на этот раз они не остановились. Свернувшись калачиком под одеялом, я попыталась разобраться во всем, что произошло сегодня и за последние дни.
Я вернула свою дочь, но если я не начну серьезно работать над освобождением Волковых из-под стражи до суда, я потеряю ее. Они схватили моего отца и уже пригрозили отнять у него руки; кто знает, что еще, если я не буду работать быстрее. ФБР придет за нами, как только они посмотрят запись с камер наблюдения о сегодняшнем происшествии с разбрызгивателями. Аттикус и Волковы уже преследовали меня. А теперь в дело были вовлечены и ирландцы.
У этого не было простого решения. Я в значительной степени вырыла себе гигантскую яму, и хотя я была готова остаться в этой яме при других обстоятельствах, сейчас мне нужно было думать о Джульетте. Я не могла тащить ее через кладбище своих ошибок.
Мне нужен был план. План внутри плана внутри плана.
Нет ничего лучше, чем сохранять простоту.
И мне нужно было придумать, как заставить Фрэнки пойти с нами. Это даже не обсуждалось. Я бы никогда не оставила ее здесь с этими волками. Я бы никогда не заставила ее остаться против ее воли и не заставила бы вернуться в братву.
Если она хотела уйти, у нее было полное гребаное право уйти.
Потому что именно так это и должно было работать. У нас должен быть выбор. Мы должны быть в состоянии решать сами.
Единственная проблема заключалась в том, что я понятия не имела, как уйти. Нам с Фрэнки повезло, когда мы сбежали в первый раз. Теперь я это поняла. Никто не ожидал, что мы встанем и исчезнем. За нами наблюдали, за нами следили, нас окружала охрана, пока мы были в Вашингтоне, но никто не ожидал, что мы соберем все, что нам нужно, уедем из города и никогда не вернемся.
Теперь они знают и следят. Теперь ставки выше, а следящих больше. Включая ФБР… Это нелегко будет сделать, но это необходимо.
Я бы защитила свою дочь от этих головорезов. Я бы сделала все, что потребуется, чтобы дать ей лучшую жизнь.
Правда, я бы предпочла остаться в городе и убедиться, что братве пришел конец, что Аттикус пострадал за то, что он сделал с Джульеттой и за то, что он сделал со мной сегодня вечером. Однако я бы отказалась от этого, чтобы выбраться из этого места.
Чтобы, наконец, иметь возможность отдохнуть и перестать бегать, раз и навсегда.
Я заплакала сильнее, намочив подушку под собой, когда поняла, что, несмотря на всю мою браваду и пять лет разлуки, которые я выдержала, меня убивала даже мысль о том, чтобы бросить все это. Я скучала не по воровству и даже не по острым ощущениям от ограблений. Это был Сойер.
Он был началом и концом всех моих мыслей, всех моих эмоций. Он был причиной всего.
Даже сейчас я чувствовала, как эти истины дрожат и сотрясаются на своей основе лжи. Было бы это правдой, если бы я не стала братвой? Пошли бы мы с Сойером в разных направлениях? Полюбила бы я кого-нибудь другого? Завела бы семью с кем-то еще? Стала бы я жить далеко от этого дерьма?
«Что, если» было невозможно предугадать. И все внутри меня восстало против идеи иметь семью с кем-то другим, с кем-то, кто не был бы Сойером.
Как я могла даже начать собирать осколки своего сердца, когда оно хотело подвоха, аферы... чего-то, что даже не было настоящим.
В конце концов, я больше не могла думать, я больше не могла придумывать никаких сценариев или решений. Я поддалась сну, который так безжалостно тянул меня за собой. Я разберусь с этим утром.
Я заснула, мечтая о маленьком мальчике с потрясающими голубыми глазами и грязными пальцами. Мне снился наш первый невинный поцелуй на складе и какое облегчение я испытала, вернув ему то, что он считал ценным. Мне снился наш первый взрослый поцелуй и наш первый раз в постели вместе. Мне снилось, как он держал мою руку и мое тело всю ночь. Я мечтала обо всех способах, которыми он давал мне понять, что я была для него всем, и о верности, которую он всегда сохранял. Я мечтала о том, чтобы снова найти его после долгих лет разлуки, и о будущем с ним, которое, как я знала, закончилось еще до того, как началось.
Я проснулась со свежими слезами и огромным сожалением.
Я также проснулась с четким представлением о том, что я хотела сделать и как мы собираемся из этого выбраться.
Возможно, Сойер и втянул меня в эту передрягу с самого начала, но я собиралась быть той, кто ее закончит.
Я собиралась выбраться сама.
И я никогда не собиралась оглядываться назад.
Глава 22
Сойер
Пять лет назад
— Мы оба знаем, что у вас на меня ничего нет, — поддразнил я самоуверенного агента ФБР, который почему-то думал, что сможет уничтожить синдикат с помощью сфабрикованных обвинений. К черту это. И пошел он к черту. Сегодня у меня были дела поважнее. Или уже сегодня вечером. Черт, во сколько это было? Я провел в этой комнате для допросов несколько часов. Насколько я мог судить, они арестовали всю братву. Я задавался вопросом, отпустили ли они еще кого-нибудь. Я умирал от желания узнать, как дела у Каро, но я не мог спросить этих придурков. — Если у тебя возникли проблемы с запоминанием этого, мой адвокат будет здесь с минуты на минуту, чтобы напомнить тебе.
— У него есть адвокат. Я в шоке. — Джонс наклонился вперед, положив руки на металлический стол. Его тон умудрился стать еще более сухим. — Что мы теперь будем делать?
Мейсон не был таким терпеливым, как его напарник. Сделало ли это его плохим полицейским? Он наклонился над столом, выкладывая на него свои пресловутые карты.
— У нас есть запись с камер наблюдения, на которой вы с Лукой Росси выходите из «Большого Фреда» за три минуты до взрыва.
Я стиснул зубы и решил воспользоваться своим правом хранить молчание. Ему удалось удивить меня. Я был хорош в том, что делал. Меня никогда раньше не ловили.
К сожалению, это была информация, которой они располагали, потому что я не мог рисковать тем, что кто-нибудь узнает о моих отношениях с Лукой. Мы — реструктурировали его организацию, и если бы стало известно, что кто-то из нас стоит за взрывом или пожаром, началась бы война.
— О, смотри, Пэйн. — Он усмехнулся. — Должно быть, ты сказал что-то, что ему не понравилось.
Джонс иногда пользовался дурной репутацией за то, что был более ленивой, уменьшенной версией Мейсона Пейна. Он не всегда был рядом, когда Пейн терроризировал улицы. Он не был таким красивым, поэтому не ходил на многие мероприятия или мероприятия по сбору средств. Люди, включая преступников, часто не обращали на него внимания — но я знал лучше. Возможно, он был стар как мир, но этот человек был острый как нож. Он видел все насквозь. Он улавливал все мелкие детали, которые я так старательно скрывал.
Мейсон продолжал быть его напарником по всем этим причинам и потому, что Джонс был человеческим детектором лжи.
— У нас также есть видеозапись, сделанная тридцать минут спустя, когда загорелся «Ло Соле Мио». Городской инспектор говорит, что ветер перенес пламя в ресторан, но я не согласен. — Мейсон сделал паузу для драматического эффекта. — Той ночью ветер дул в противоположном направлении, и это сказало мне, что кто-то другой устроил пожар в «Ло Соле Мио».
Я встретил пристальный взгляд Мейсона, не боясь костюма и его предположений.
— Это позор. Две недели назад мы с Каро ужинали в «Ло Соле Мио». Она обожает их тирамису. — Я подался вперед, как будто только что о чем-то подумал. — Или обожала их тирамису. Я слышал, что теперь они навсегда закрыты.
— Вот чего я не понимаю, — сказал Мейсон, но он обращался не ко мне, а к своему напарнику. — Наш подозреваемый здесь уравновешен и настроен на то, чтобы захватить власть над русскими. Они выбрали его на роль лидера. И все же он водится с неряшливой итальянкой, ставя под угрозу все, ради чего работал всю свою жизнь.
Я ничем не рисковал. Я обеспечивал свое будущее, основывал свое королевство. Он просто был слишком глуп, чтобы понять это.