— Больше, чем ты когда-либо узнаешь.
Он покачал головой, не соглашаясь, но это было мягко и дружелюбно.
— Нет, это неправда. Я знаю. И я тоже рад, что все закончилось.
Я подумала о Медведе, взявшем на себя руководство, и о том, что он мог бы сделать с коллекцией скелетов других людей, но я не сказала об этом Мейсону. Может быть, я еще не закончила лгать ему на сто процентов.
— Мы через многое прошли, — вместо этого пожаловалась я.
Он выдержал мой пристальный взгляд.
— Мы прошли через ад.
Тяжесть нашего прошлого давила мне на плечи, словно миллион фунтов, которую я с трудом удерживала.
— Верно.
— Ты заслуживаешь немного счастья, Каро, — сказал Мейсон, и это прозвучало искренне. — Ты заслуживаешь свободы, ради которой так усердно трудилась.
— Ты тоже, — сказала я ему. У наших свобод были разные определения, но я знала, что он тоже работал над одной из версий. Что бы ни заставляло его так необычно сосредотачиваться на братве, теперь оно было мертво. Он мог двигаться дальше. Он мог бы прожить свою жизнь, свободную от этого бремени.
В его глазах появились печальные морщинки, и я переосмыслила себя. Может быть, его потеря означала, что свободы никогда не будет. Может быть, правосудие. Но не свобода.
— Будь в безопасности, — сказал он глубоким голосом. — Держись подальше от неприятностей.
Я улыбнулась, и мне показалось, что я никогда раньше не улыбалась.
— На всю оставшуюся жизнь.
— И присматривай за своим отцом, хорошо? Я не хочу больше никогда о нем слышать.
Я заикалась, мое сердце подпрыгивало в груди.
— М-мой папа?
— Сойер сказал, что ты будешь присматривать за ним. Наверное, это хорошая идея. — Он сделал паузу на секунду, прежде чем наклониться, чтобы сказать: — Ты знаешь, ходят слухи, что Волковы из-за него вернули тебе Джульетту. Он выторговал себя ради нее.
Тепло расцвело в моей груди и распространилось по каждой из моих конечностей. Сойер всегда ненавидел моего отца. Черт, я сама иногда ненавидела своего отца. Я предполагала, что нам всем нужны новые начинания. Сойер получил одно, и я получила одно, и теперь мы позволим моему отцу попробовать.
Фриско понравился бы ему. Может быть, горный воздух прочистит ему голову и даст новый взгляд на жизнь. Плюс, там была Джульетта. Он спас ее. Теперь, возможно, она могла бы спасти его.
Я смягчился, думая о том, как он усердно трудился, чтобы вернуть мне Джульетту.
— Первое пари, которое он когда-либо выиграл, — пробормотала я, больше для себя, чем для Мейсона.
Мы посидели в задумчивом молчании еще минуту, прежде чем я спросила:
— Ты не собираешься спросить меня об Аттикусе?
Его глаза снова блеснули, прогоняя боль и печаль из его прошлого.
— Он был найден мертвым в своем доме несколько часов назад. Сейчас мы расследуем обстоятельства. Мы подозреваем, что в этом замешан совершенно не связанный картель, но если у тебя есть какая-либо информация, которую ты хотела бы...
— Нет, — ответила я. — Я понятия не имею, что произошло.
Он кивнул.
— Я так и думал.
После еще одного продолжительного молчания я сказала:
— Ты хороший агент, Мейсон Пейн. Я, очевидно, не испытываю к тебе никакого уважения, но я уверена, что твои коллеги уважают тебя.
Уголки его рта приподнялись, и он выдержал мой пристальный взгляд.
— Ты хорошая воровка, Кэролайн Валеро. А иногда и хороший человек. Я, очевидно, тоже не испытываю к тебе уважения, но я уверен, что в этом мире есть люди, впечатленные тем, что ты можешь сделать.
Я рассмеялась над этой игрой, в которую мы играли.
— Убедись, что ты держишь этих русских взаперти. Ну, знаешь, чтобы доказать, насколько хорошо ты делаешь свою работу.
Он подмигнул.
— Я так и сделаю. Теперь, когда у меня есть это досье-приманка снова, это сделает это судебное дело немного более гладким.
— Приманка?
— Разве я сказал приманка? Я имел в виду, что в досье было устройство слежения.
Качая головой, я спросила:
— Должна ли я приписать себе твое отклонение от правил? Или это произошло естественно?
Он постучал костяшками пальцев по столу, прежде чем встать.
— О, я, вероятно, кое-чему научился, пока работал с тобой, но я не могу позволить тебе приписать себе все заслуги.
— Нет, ты, наверное, не можешь.
Он проводил меня до двери и повел к моей семье и друзьям. Мы собрали наши вещи и в последний раз оставили Мейсона Пейна позади. После короткой остановки у дома Сойера, чтобы захватить любимое одеяло Джульетты, мы направились прямо в аэропорт и купили первые попавшиеся билеты до Денвера.
Служба безопасности аэропорта обыскала нас и бросила около сотни неприязненных взглядов из-за нашей внешности, но все это не имело значения. Мы возвращались домой, и это было все, о чем я заботилась.
Я понятия не имела, что случилось с оружием, которое использовали Сойер, Кейдж и Гас. Но теперь Джульетта спала, а я сидела рядом с мужчиной, которого любила, в самолете, направлявшемся прямо домой.
Я прислонилась к плечу Сойера неповрежденной стороной лица и прижалась к нему.
— Спасибо, — прошептала я. — За то, что вернул нашу дочь и доставил нас домой живыми.
Он нежно поцеловал меня в макушку.
— Я всегда буду приходить за тобой, Каро. Тебе придется прояснить это для себя, если ты когда-нибудь захочешь, чтобы я остановился. Потому что я не смогу. — Он отстранился, чтобы я могла посмотреть в его поразительные голубые глаза, в которых не отражалось ничего, кроме правды, честности и глубин его души. У него не осталось секретов, которые он мог бы скрывать. — Я не знаю, как тебя отпустить.
— И не надо, — умоляла я его, слезы эмоций снова подступили к моим глазам. — Пожалуйста, никогда не останавливайся. Пожалуйста, никогда не уходи. Я люблю тебя, Сойер. Я всегда буду любить тебя. Что бы ни случилось в нашем прошлом, что бы ни было в нашем будущем, это ты и я навсегда.
Его лицо смягчилось, тепло и удовлетворение омыли его черты.
— Тогда навсегда, — пообещал он. — Это начало нашей вечности.
Он запечатал это поцелуем, прижимая наши губы друг к другу таким образом, который был мягким и осторожным из-за моих травм, но также свирепым и постоянным. Этот человек был для меня всем. Он был моим другом и любовником. Моим спасителем и родственной душой. Он был началом и концом. Он был причиной всего и всякой надежды, которая у меня была в будущем.
У нас было тяжелое прошлое. Но у нас впереди было прекрасное будущее. Не было больше опасности, не было больше страха… больше никакой лжи, обмана или минусов. Это были только он и я на всю оставшуюся жизнь — и Джульетта, конечно.
И я никогда не была так счастлива.
Я никогда не была так уверена в своем выборе и в мужчине, которого любила. Я никогда не была так уверена в будущем, которое он нам даст.
Он был моей константой, скалой, на которой строилось все остальное. И я любила его больше, чем когда-либо думала, что это возможно.
Мы сделали неправильный выбор. Мы заплатили за последствия наших опасных жизней. Но теперь мы будем жить в постоянной свободе этой любви, которую мы создали для себя.
Игра в доверие была окончена. Остаток нашей жизни будет прожит в правде.
И любови.
И на правильной стороне закона.
Эпилог
Сойер
Пять месяцев спустя
Там была она. Босая, беременная и более красивая, чем я когда-либо ее видел.
Кэролайн Валеро была моей, наконец, навсегда. И она носила моего сына.
Мне не довелось увидеть ее беременной нашим первым ребенком, и я был слишком наивен, чтобы понять, что я пропустил. Ее раздутый живот был самым прекрасным зрелищем, которое я когда-либо видел. Она светилась, сияла.
Я не мог оторвать от нее своих рук. Я был ненасытен по отношению к ней, как будто мог каким-то образом подарить ей еще детей, в то время как она уже была беременна одним.