Их глаза были очень суровыми. И сейчас в них не было никакого страха.
— Посмотри на них, Рэй, — сказала я.
Он снова послушался, и снова вздрогнул. Затем его тело расслабилось, и он обмяк.
— Я уйду, — сказал он.
— Ты будешь чертовски прав. — Я надавила на его руку, и он вскрикнул от боли — но я не вывихнула её. Я сделала это только для того, чтобы поднять свой значок и выйти из его зоны досягаемости, на всякий случай, если он окажется слишком тупым, чтобы угомониться.
Он таким не оказался. Он просто лежал, как выброшенная на берег акула.
— Я буду заглядывать сюда с проверкой, Рэй. Регулярно. Если у меня возникнут подозрения, что ты обидел любого из этих людей, украл или сломал их собственность, — чёрт, если я услышу, что ты косо посмотрел на них, то я найду тебя и засуну пучок ржавой арматуры тебе в задницу. Я обещаю.
Я вытащила одну из визиток, теперь устаревших, я полагаю, и записала телефонный номер. Я протянула визитку Марии.
— Если у вас будут какие-либо проблемы, позвоните по номеру на обратной стороне. Спросите лейтенанта Столингса. Скажете ему,что Мёрфи дала вам этот номер.
Мария закусила губу. Потом посмотрела на Рэя и снова на меня.
Она взяла визитку торопливым, нервным движением и отскочила назад, закрывая дверь в квартиру. Щёлкнуло несколько замков.
Я больше не сказала ни слова. Я вышла из здания. Я была на полпути к дому, где располагалась квартира Уилла, когда услышала торопливые шаги позади. Я обернулась, держа одну руку на моём Зиге, но расслабилась, когда узнала Марию.
Она остановилась передо мной и сказала:
— Я в-видела кое-что.
Я кивнула и подождала.
— Были какие-то странные звуки, вчера поздно вечером. Как… как удары. А некоторое время спустя подъехала машина. Она остановилась у дома напротив, оттуда вылез мужчина и не стал глушить двигатель, как будто не беспокоился об угоне.
— А вы узнали его? — спросила я.
Мария покачала головой.
— Но он был большой. Почти такой же большой, как Рэй. И он… Вы знаете, он двигался лучше. Он был в форме. И он был одет в дорогой костюм.
— Что ещё вы мне можете рассказать о нём? — спросила я.
Мария пожала плечами.
— Нет… ничего, правда. Я видела, как он вышел, тотчас же. Затем он сел в машину и уехал. Я не разглядела номеров или чего-то такого. Я извиняюсь.
— Не за что извиняться, — сказала я спокойно. — Спасибо.
Она кивнула, повернулась и понеслась к своему дому. Затем она остановилась и оглянулась на меня.
— Я не знаю, имеет ли это значение, — сказала она, — но у мужчины была одна из этих армейских стрижек.
Я немного насторожилась.
— Вы помните, какого цвета были волосы?
— Рыжие, — сказала она, — такие, яркие, оранжево-красные. — Она нервно сглотнула. — Если это имеет значение.
Это имело значение, но я не хотела напугать её, так что я кивнула и улыбнулась, а затем сказала:
— Спасибо, Мария. Серьёзно.
Она попробовала улыбнуться в ответ, и у неё это получилось вполне сносно. Затем она огляделась вокруг, как будто ей было некомфортно стоять на открытом пространстве, и поспешила обратно домой.
Верзила в костюме с ярко-рыжей стрижкой ёжиком — это было почти слово в слово короткое описание примет в файле, которое чикагское отделение полиции хранило на мужчину по имени Хендрикс.
Во время учебы в колледже Хендрикс был игроком в футбол. Он весил более трех сотен фунтов, среди которых не было ни одного лишнего. Он был под подозрением в нескольких таинственных исчезновениях, по большей части преступных личностей, которые, видимо, заработали неодобрение его босса. И его босс, предположительно, послал его домой к Уиллу и Джорджии вчера поздно вечером.
Но почему?
Чтобы получить ответ, я собиралась поговорить с боссом Хендрикса.
Мне придется увидеться с «джентльменом» Джонни Марконе.
Полиция знает, где можно найти Марконе. Но найти его недостаточно, чтобы это позволило прижать его. Тот факт, что он запустил свои пальцы в такое количество пирогов, означает: чтобы мы не предприняли против Марконе и его теневой империи, у нас есть наши собственные начальники и политики, которые дышат нам в спину. Ну конечно, они ничего не говорят прямо, типа: «Перестаньте арестовывать наиболее прибыльных сутенёров Марконе». Вместо этого, обычно, мы получаем долгую проповедь о расовых и социально-экономических предрассудках. Мы получаем вопли комитетов политических действий. Мы получаем злобные репортажи в газетах и на телевидении.
В основном мы терпим и продолжаем тихо делать нашу работу. Опыт научил нас, что вряд ли кого-нибудь волнует, что мы думаем или говорим. Они требуют ответов, но они не хотят слушать.
Я не говорю, что копы — это отряд белых рыцарей. Я просто хочу сказать, что политики могут извратить факты как угодно, если это означает, что им гарантированы пачки наличных для фондов кампании или, что шантажисты Марконе не будет раскрывать некоторые тёмные тайны из их прошлого.
У меня всё еще есть друзья в полиции. Я позвонила тому, кто работает в Отделе по борьбе с организованной преступностью. И спросила его, где я могу найти Марконе.
— А, Мёрф, — сказал Малоун усталым голосом, — у меня нет на это времени.
— С каких это пор ты стал таким пунктуальным? — спросила я. — Мне это нужно. Речь идет о Дрездене.
Малоун хмыкнул. Дрезден спас его дядю от какого-то вида одержимости или (у меня до сих пор проблемы с принятием того, что я говорю) злых чар. Старший Малоун страдал так сильно, как я прежде никогда не видела. Ни полиция, ни медики не могли ничего для него сделать. Дрезден зашёл внутрь, выставил всех лишних из комнаты, и спустя пять минут Малоун был снова в своем уме, только разве что потрёпанный. Это произвело впечатление на племянника Малоуна.
— Хорошо, — ответил он, — дай мне пять минут. Сейчас каждый, у кого есть значок, бегает по всему городу, разыскивая бен Ладена, или Бигфута, или любого другого, кто мог взорвать это здание. Я не спал два дня. И ФБР налетело. как долбаная стая сердитых куриц-наседок, после того, что случилось в их офисе. — Он откашлялся. — Хм. Я слышал, ты могла быть в этом замешана.
Я фыркнула. Нейтрально.
— Странное дело, правда?
Я вздохнула. Отдел Внутренних Расследований или ФБР всё еще могли прослушивать мой телефон, и я не хотела сильно болтать языком.
С другой стороны, что они сделают? Испортят мне карьеру?
— Крайне странное. С тем же привкусом, как в старом Бархатном салоне.
Это было там, где Дрезден сражался с целой кучей вампиров и сжёг дотла целый дом.
Малоун присвистнул:
— Это было так же скверно, как с тем малым в обезьяннике Специальных Расследований?
Парень имел в виду Луп-Гару. Мы были настолько глупы, чтобы закрыть Харли Макфинна в обычной клетке. Он превратился в эту жуткую тварь, словно явившуюся из Ледникового периода. Он был размером с половину «Бьюика» старой модели, и его можно было лишь с натяжкой назвать волком. Храбрые мужчины умерли в ту ночь, в бою с оружием, которое было совершенно бесполезно против Луп-Гару. Кармайкл, мой старый напарник, погиб там, почти бросившись в пасть твари, чтобы купить мне несколько секунд.
Я чувствую отвращение, когда думаю об этом.
— Я не знаю, правда. Всё случилось очень быстро. Я собрала нескольких людей, спустилась по лестнице и вышла. Внутрь направился спецназ, но к тому времени, как они зашли, там ничего не осталось, кроме персонала, попрятавшегося в шкафах и под столами, и множества трупов.
— Господи, — сказал он.
— Малоун, мне нужны эти сведения, — повторила я настойчиво.
— Перезвоню тебе через минуту, — пообещал он.
Я убрала телефон в карман куртки и взглянула на Уилла. Мы оба стояли на тротуаре перед его жилищем.
— Это безумие, — тихо сказал Уилл. — Вампиры, нападающие на правительственное здание? Взрывающие дома в крупном городе? Они так не поступают.
— Если бы они следовали всем правилам, то не были бы плохими парнями, — сказала я.