А Завоеватель…
Когда он только увидел женщину, стоявшую посреди крестов, то возненавидел ее больше других. На ней было то же воинское одеяние, которое он помнил еще со времен ее вступления в Коринф. Все абсолютно черное: кожаное платье, броня, плащ. Ветер развевал ее темные волосы и плащ, делая ее присутствие еще более зловещим.
И тот же ветер доносил до юноши крики умирающих.
"Она не поэтому была там, Эррол", - тихо произнесла Габриэль, положив свою руку на спину молодого человека, чтобы успокоить его.
Он помедлил, прежде чем задать вопрос; его глаза все еще ярко горели от гнева, причиной которого стали последние зверства, совершенные Завоевателем: "Нет? Тогда почему?"
Девушка закрыла глаза, отгораживаясь от собственных воспоминаний о кресте; воспоминаний, которые отозвались болью во все еще заживающих ногах, несмотря на четыре месяца прошедшие с того времени.
"Люди не настолько глупы, чтобы пытаться освободить их, и она знает это. Она хотела убедиться, что никто не покончит с их страданиями раньше времени".
"Ты так думаешь? Почему?"
Видя непонимание в его глазах, Габриэль объяснила: "Есть люди... Я бы назвала их доброжелателями... кто ходит среди крестов и прекращает боль тех, кто об этом просит. Я видела, как некоторые из них втыкали копье в сердца других осужденных. Я тоже хотела попросить об этом... но я была слишком близко к стражникам".
"Благодари богов за это!" - Эррол опустился на колени и взял ее маленькие ладони в свои. Он и еще несколько человек подкупили охранников, которые думали, что девушка уже мертва, и сняли ее с креста. Они принесли ее домой к Эрролу, позаботились о ее ранах и сломанных ногах, и теперь она жила… несмотря на отметки, оставленные на ней Завоевателем.
"Я знаю, не нужно никогда терять надежду. Это главное, что поддерживает нас в жизни". - Габриэль иронично улыбнулась при следующих словах: "Это и благосклонность Завоевателя".
"Ты снова наслушалась ее пропагандистских речей".
Девушка пожала плечами: "У меня нет выбора".
Каждый полдень в городе приостанавливалась жизнь, дабы выслушать послания Завоевателя, доставляемые в различные кварталы ее королевскими глашатаями. Тех, кто без должного внимания выслушивал такие сообщения, ловили и избивали… или делали еще что похуже.
"Кроме того, всегда полезно знать мысли нашего правителя. Мне жаль, что я не знаю причины смерти ее регентов. Она просто была недовольна ими? Или за этим скрывается что-то другое?"
В мозгу Габриэль уже сформировался план как это выяснить, основываясь на услышанном вчера объявлении, но она не осмеливалась раскрыть его Эрролу. Он просто попытается остановить ее.
Молодой человек встал на ноги и начал безудержно расхаживать взад-вперед. "Ладно, я знаю. Она - ведьма, бешеная гарпия, горгона..."
Габриэль рассмеялась, несмотря на серьезность ситуации. "Горгона? Каждый ребенок знает, что у них есть крылья".
Эррол нахмурился, не желая поддаваться хорошему настроению, но вместо этого был пленен подернутыми дымкой зелеными глазами девушки. Его сердце принадлежало ей с тех пор, как они впервые встретились, когда она прибыла в Коринф. Она всегда служила бальзамом для любой из его ран: физической или душевной.
"Кто знает, что она прячет под тем плащом?" - пробормотал он, не вполне успешно пытаясь оставаться сердитым.
"Хорошо, что ты торговец, а не барда, Эррол. Иначе ты извратил бы все истории". – Судя по всему, ей удалось его отвлечь, поскольку его шаги стали короче, и он встретился с ней взглядом. - "Подойди, сядь, и я расскажу тебе правду о горгонах, и о том, как распознать их". - Юноша неохотно занял место рядом с ней, слегка наклонясь и вдыхая аромат свежести, исходящий от ее волос. - "Как ты знаешь, мир проклят тремя горгонами и две из них бессмертные. Третья же..."
Глава 3
Каждый, кто впервые попадал в королевский дворец, всегда испытывал трепет перед Большим Залом. Облицованный камнем коридор вел к огромным двойным дверям, которые скрывали за собой помещение вполне способное вместить луг, правда, без травы и деревьев. Более половины фарлонга* в длину и два чейна* в ширину, комната была достаточно большой, чтобы хозяин мог устраивать здесь турниры и сражения. (*Прим. переводчика – фарлонг и чейн принадлежат английской системе мер. Фарлонг равен примерно 201 м, а чейн – 20,1 м. Так что данная комнатка где-то сто метров в длину и сорок в ширину :) ).
Помещение имело четыре входа. Главный, попасть в который можно было из коридора, располагался посредине восточной стены. С северной стороны, ближе к западной стене, находился вход Всадников, который представлял собой резной сводчатый проход, под которым вполне мог проехать наездник. Третий – Малый вход - располагался сразу за углом от входа Всадников и вел в небольшую комнатку, используемую Зеной для неофициальных бесед и консультаций. И последний - вход Завоевателя, - располагался напротив Главного и всегда хорошо охранялся, поскольку вел к ее личным покоям.
Комната была бы прямоугольной, если бы не выступ в центральной части северной стены. На нем - в дальнем его конце - стоял трон Завоевателя, ограждая правителя от любого непредвиденного нападения. Возвышение было сооружено из цельного камня, в то время как противоположная - южная - стена представляла собой вереницу равномерно чередующихся простенков, выложенных из каменных блоков, и высоких окон, вытянувшихся от пола до потолка, обеспечивающих комнату хорошим освещением.
Остальные стены в Зале покрывали яркие цветные шелка и шерстяные гобелены, поднесенные в дар Императором Китая. Деревянный пол, из больших инкрустированных камнем досок, словно шрамы прошедших времен, хранил на себе следы ног и копыт.
В настоящий момент в комнате пахло потом и только тяжелое дыхание нарушало тишину.
Выставив вперед мечи, две фигуры медленно кружили друг перед другом в самом центре Зала. По заведенной Зеной традиции каждый день после полудня капитан Королевской Гвардии - Палаемон, - присоединялся к ней для участия в спарринге (прим. перев. спарринг – тренировочный бой). Ей вовсе не хотелось, чтобы он или кто-либо другой забывали, кто здесь отдает приказы, поскольку заработала это право. Многочисленные придворные молча толпились у стен, наблюдая за происходящим и ожидая продолжения отложенных на время дел. Никто не осмеливался уйти без разрешения во время поединка, поскольку выказывание любого неуважения считалось недопустимым и очень строго каралось.
Вращая меч, Завоеватель неторопливо описала им вокруг себя круг: "Давай же, Палаемон, покажи мне свои новые движения".
Капитан с трудом проглотил комок в горле, испытывая неприязнь к улыбке, которой Зена едва не ослепила его. Ее улыбки во время сражения были настолько дикими и неистовыми, что вызывали трепет, без слов говоря об опасности. В последний раз, когда она вот так же на него смотрела, ему на память остался шрам, неровной линией сбегавший из центра лба к переносице и заканчивающийся на левой щеке. Это был вид подарка, который ему бы не хотелось получить от нее снова.
Не получив никакого ответа, Зена остановилась и, опустив оружие, непристойно покачала бедрами: "Ты покажешь мне твои, а я покажу свои".
Палаемон прекрасно знал, что лучше не отвечать на флирт Завоевателя тем же. Последний человек, который решился на это, был выпотрошен словно куропатка. Хватит терять время; никогда не следует позволять ей скучать рядом с собой. Кроме того, она почти в нужном месте и глаза полуприкрыла, будто собирается уснуть. С криком Палаемон ринулся вперед, направляя свой меч ей в грудь.