Выбрать главу

К десяти утра следующего дня все приготовления были окончены. Катафалк, запряженный вороными лошадьми с плюмажами, стоял у входа; носильщики в цилиндрах и черных перчатках ждали позади него — им предстояло вносить гроб в церковь. Урсула опустила на лицо черную кружевную вуаль и медленно пошла по коридору, ведущему к входной двери. Вся прислуга выстроилась в ряд, выражая соболезнования. Миссис Стюарт вытирала глаза платочком; Джулия плакала не стыдясь. Бриджит и Мойра стояли молча, склонив головы; когда Урсула проходила мимо, она заметила у обеих в руках четки. Женщины походили на зеркальные отображения друг друга; обе перекрестились, когда мимо них пронесли гроб. Биггз, прямой и суровый, стоял у порога. Лицо у него было бесстрастное, волосы гладко зачесаны назад, взгляд устремлен прямо перед собой. Урсула на мгновение задержалась рядом с ним, ее губы дрогнули, как будто она пыталась заговорить, но не могла. Лишь тогда силы изменили дворецкому, и в его глазах мелькнула скорбь. Этого было достаточно. Урсула крепко схватила его за руку.

Она снова хотела заговорить, но безуспешно. Лорд Розем тихо подошел к ней.

— Пора, — сказал он.

По пути в церковь Урсула рассматривала знакомый пейзаж, как странник, обозревающий чужие края. На мосту через Клоусб-роу задул сильный ветер. Лошади заржали. Урсула ощутила порывы холодного воздуха и вцепилась пальцами в край кожаного сиденья. Она смотрела на каменные изгороди и простиравшиеся за ними унылые, скалистые земли. Небо было серым и тусклым. Процессия медленно двигалась по направлению к Харвуд-роу. Когда они въехали в Норден-Бридж, Урсула увидела выстроившихся вдоль улицы жителей. На углах останавливались целые семьи, мальчики с торжественным видом снимали фуражки; когда они свернули на Блэкборн-роу, девушка заметила колонну людей с черными повязками на рукавах. Лица покраснели от холода. Фабрики в Риштоне и Дэйзи-Холл не работали. Только с «Норден Файеркли» донесся всего один пронзительный гудок. Магазины на главной улице были закрыты. Единственным звуком, доносившимся до Урсулы, был звон колоколов на церкви Святых Петра и Павла.

Войдя в церковь, Урсула увидела много знакомых лиц — одних она смутно помнила со времен своего детства, другие болезненно напомнили ей о недавнем прошлом. В дальнем углу мелькнул Джордж Барден с олдхэмской фабрики — единственный знакомый ей человек среди целой толпы мужчин в рабочей одежде, теснившихся у стены. В самом центре рядом со своими женами стояли Джерард Андерсон и Обадия Доббс. Никого из ее сверстников не было: Сесилия Эббот уехала в Ирландию неделю назад, Марианна и Эмили Андерсон были в Греции. Кристофер Доббс, по слухам, находился на борту отцовского корабля «Эксельсиор», плывущего в Индию.

Когда Урсула и лорд Розем шли следом за носильщиками по проходу, она заметила и нескольких местных уважаемых лиц, в том числе члена парламента Дэвида Шеклтона и мэра Блэкборна. Мельком Урсула увидела Тома, который почтительно держался в третьем ряду, — его лицо было отчасти скрыто тенью.

Урсула заняла свое место на передней скамье в ту самую минуту, когда орган замолк и преподобный Чарльз Харпер выступил вперед, собираясь начать службу. Сквозь вуаль церковь внутри казалась темной и тусклой: ноябрьским утром от горящих свечей было мало толку.

Урсула ощущала холод и мертвенную пустоту внутри себя. Слова священника ничего не значили. То, что он читал, тоже ничего не значило. Она с трудом смогла подняться, чтобы пропеть последний гимн — «Иерусалим», — который больше всего любил отец. Оглядевшись по сторонам, Урсула окончательно поняла, что осталась одна. Отсутствие родственников со стороны матери особенно бросалось в глаза — ни бабушки, ни тети, которые могли бы ее утешить, здесь не было. Роберт Марлоу был последним членом семьи, и теперь ей не на кого было опереться, кроме стоявшего рядом лорда Розема.

После службы Урсула затерялась среди черных одежд и бледных лиц. До нее доносились голоса, твердившие о соболезнованиях и о потере, но она больше не в силах была слушать. Ей захотелось тишины и одиночества — ни мыслей, ни воспоминаний. Она мечтала оказаться одна, отыскать укромное место, где можно будет сесть и помолчать. Она рассыпала розовые лепестки по отцовской могиле. По мере того как приближался час вечернего приема, Урсула понимала, что полностью опустошена — в душе воцарился мрак. Девушка прошла по тускло освещенным коридорам дома, где она выросла, миновав множество пустых комнат. От этого мрака ее не могли избавить ни назойливое общество миссис Стюарт, ни тепло огня в камине. Поздно вечером Урсула поднялась наверх, оставив лорда Розема дремать в кресле в гостиной с бокалом виски. Джулия помогла ей раздеться и надеть ночную рубашку, а потом принесла хозяйке стакан теплого молока, хотя и знала, что утром найдет его остывшим и нетронутым на ночном столике возле кровати. Наверху потушили свет; Урсула лежала во мраке безлунной ночи, озябшая, с широко открытыми невидящими глазами.