Был полдень — обеденное время для большинства рабочих, и толпа мужчин в фуражках и женщин с закутанными в шерстяные платки лицами двигалась домой. Стук деревянных башмаков эхом отдавался по вымощенной булыжником улице. Некоторые узнавали Урсулу и почтительно приподнимали фуражки. Девушка привыкла к подобной сдержанности; в конце концов, она выросла, окруженная ею. С ней поравнялась компания молодых женщин — судя по всему, ткачих; работницы спросили, не закроют ли фабрику после смерти мистера Марлоу. Урсула заверила их, что ничего не изменится, и тут же осознала всю бессмысленность своих слов. Что она понимает в делах своего отца? Она не сможет следить за тем, как работают мельницы и по-прежнему ли фабрики производят сукно. Урсула не имела никакого представления о том, что сулит будущее, и ощутила растущую неудовлетворенность. По улице бегали босые ребятишки с пустыми желудками, а она, несмотря на все свое богатство, была не в силах им помочь.
Доктор Гилфойл завершил обход. Он подождал, пока они сядут в машину, а потом принялся отвечать на расспросы Урсулы.
— Бедный малыш, — негромко произнес он, снимая очки в проволочной оправе и вытирая глаза. — Плохи его дела. Они там набиты, как сардинки в банке, так что неудивительно… Нет-нет, мисс, вытрите слезы. Вы здесь не поможете.
От его слов Урсула почувствовала себя еще более беспомощной.
Сэмюэльс отвез доктора Гилфойла в его клинику на Клифтон-стрит и отправился с Урсулой в Уэлли. Закутав себе ноги клетчатым пледом, она наблюдала за тем, как дома с горшками на печных трубах уступают место каменным изгородям, фермам и зеленеющим полям.
Когда «Берти» свернул на подъездную аллею к Грей-Хаусу, Урсула взглянула на свои золотые часики. Половина второго. Она заметила, что перед домом стоят два автомобиля — желтый «уолзли» Джерарда Андерсона и черный «рено» Обадии Доббса. К стене дома был прислонен мотоцикл Дэниэля Эббота — «Летящий Меркель».
Прежде чем Сэмюэльс успел выключить мотор, Урсула распахнула дверцу со своей стороны и заспешила по каменной лестнице.
— Я вижу, у нас гости, — сказала она, когда Биггз открыл дверь.
Дворецкий кивнул:
— Да, мисс.
— И давно они здесь?
— Около часа, смею предположить.
Урсула сняла перчатки.
— Лорд Розем тоже приехал?
— Да. Джентльмены в гостиной. Его милость попросил, чтобы им не мешали.
— Вот как?
Биггз помог Урсуле избавиться от пальто и шляпки и почтительно отступил, когда молодая хозяйка зашагала по коридору с мрачным лицом, выражающим решимость. Дверь в гостиную была закрыта, но сквозь нее до Урсулы доносились звуки разговора. Распахивая дверь, она безошибочно узнала скрипучий голос Обадии Доббса.
— Я говорю вам, нужно вложить в это предприятие больше денег! Мы близки к полному краху!
— В какое предприятие? — поинтересовалась Урсула, оглядывая собравшихся.
Мужчины замолчали. Эббот и Андерсон сидели за круглым столом у окна; оба встали, когда вошла Урсула. На столе лежали груда бумаг и пачка гроссбухов; глиняная пепельница была полна окурков. Обадия Доббс стоял в углу комнаты, возле письменного стола Роберта Марлоу. Нахмурившись, он застегнул пиджак. Лицо у него было красное и утомленное. Эббот и Андерсон обменялись взглядами и сели.
Лорд Розем встал из-за стола, скрестив руки на груди.
— Урсула, — холодно произнес он, — чем мы обязаны этой чести?
— Простите, что вмешалась, джентльмены, — ответила та и прикрыла за собой дверь. Гнев придал ей смелости. — Но если уж вы вместе с моим опекуном избрали местом встречи этот дом, то я делаю вывод, что речь идет о делах, касающихся моего отца. А если это касалось его… что ж, теперь касается меня. — Урсула села в кресло рядом с камином и плотно скрестила лодыжки, пытаясь скрыть, что у нее дрожат ноги. Ей чудился голос отца, выговаривающего ей за бесцеремонность и отвратительные манеры. Но если она сейчас не отстоит свои права, то ее решимость будет сломлена. Она окажется в полной зависимости от этих людей.
— Это не ваше дело, вот что! — воскликнул Доббс, но Андерсон зашипел на него.
— Урсула, — мягко сказал Эббот, — вы должны предоставить решение подобных вопросов своему опекуну. Лорд Розем действует исключительно в ваших интересах.
Урсула всплеснула руками.
— Я не ребенок. Полагаю, в данных обстоятельствах я имею право знать, что происходит.