Урсула вошла по выложенной камнем дорожке на кладбище. Она устала, и вдобавок, поскольку девушка не захотела рассказать никому в Грей-Хаусе о своих намерениях, ей предстояло долгое пешее возвращение. Тем не менее свежий воздух слегка ее подбодрил, а одиночество вернуло ясность мысли. После похорон прошло всего лишь два дня, но ей казалось, что целая вечность. Завтра пора отправиться в поместье лорда Розема, а значит, это последняя возможность попрощаться с отцом.
Урсула склонила голову; фетровая шляпка низко опустилась ей на лоб, пока девушка шагала по тропинке к могиле родителей. Ветер стих, и дуб, осенявший надгробие, перестал шуметь; думы Урсулы прерывались лишь слабым чириканьем птиц на вересковой пустоши.
Урсула поплотнее запахнула пальто — было холодно и сыро. Она наклонилась, чтобы положить на свежую могилу, рядом с венком, букет белых лилий. Серая гранитная плита поблескивала в угасающих лучах заката. Эбердинский гранит — как хотела ее мать. Только теперь там стояли два имени вместо одного. То, что мастер уже закончил гравировку, было как бы окончательным подтверждением нынешнего статуса мистера Марлоу. Урсула провела затянутой в перчатку рукой по буквам отцовского имени, и сердце у нее заныло.
— Покойтесь в мире, — прошептала Урсула. Она легонько коснулась камня рукой в знак последнего «прости» и зашагала между могил к воротам кладбища.
Два дня спустя Урсула стояла на лужайке перед особняком лорда Розема — Бромли-Холлом — и рассматривала обсаженную деревьями аллею и простиравшиеся вдалеке леса. Ранним утром окрестности были плохо различимы. В тумане вздымались темные дубы и кипарисы, на небе появлялись облачка, все казалось таким неизменным. Леса и долины говорили с ней на древнем языке. Урсула думала, что могла бы стоять здесь целые века — и ничего бы не изменилось. Земля под ее ногами, обутыми в шелковые домашние туфли, была рыхлой и сырой. Урсула стояла на лужайке одна. Одетая в ночную рубашку и халат, она не обращала внимания на холод.
Мысли не давали ей покоя. Измученная переживаниями, Урсула знала, что не сможет заснуть.
Уинифред сидела в тюрьме Холлоуэй; суд должен был состояться меньше чем через месяц. Гаррисон, судя по всему, предполагал, что убийца Роберта Марлоу — некий рабочий, уволенный с фабрики и избравший бывшего хозяина объектом мести. Урсула не смогла убедить его в том, что это связано с гибелью Лауры. Полисмена, который тем вечером должен был охранять дом, временно отстранили от службы — распитие чая с Бриджит в подвальной кухне дома Марлоу расценили как «халатность». Но по крайней мере он оказался на месте преступления вскоре после выстрела, и это, по мнению лорда Розема, не позволило убийце выстрелить еще раз.
Лорд Розем. Ее опекун. Одновременно источник раздражения и облегчения. Ей не к кому было обратиться, Урсула чувствовала себя обессиленной темп противоречивыми эмоциями, которые тот вызывал. Девушку злило ощущение зависимости, а также смущение, испытываемое ею в его присутствии.
Бромли-Холл принадлежал семейству Роземов более трехсот лет. Первоначально средневековое поместье, выстроенное по периметру внутреннего дворика, дом отражал все изменения и перестройки, производимые последующими поколениями. Самая значительная из них произошла в 1570 году, когда к дому пристроили два крыла в роскошном стиле ренессанс. Урсула сразу заметила квадратные печные трубы, богато украшенный фасад и высокие окна, пока они с лордом Роземом ехали по извилистой подъездной аллее. Лужайка перед домом, от которого было рукой подать до Рокингемского леса, граничила с оленьим парком, основанным третьим бароном Роземом, чтобы можно было охотиться, не испытывая недостатка в дичи. Когда автомобиль подъехал к позолоченным, искусной ковки воротам, Урсула разглядела оленей, пасущихся на запущенных лугах.