Бирюков улыбнулся:
— У вас такая точность, до минут?
— У нас график — закон, — с очень серьезным видом ответила приемщица.
Напарник Тюменцева опередил «закон» почти наполовину. Из распахнувшейся дверцы молоковоза высунулся по пояс коренастый парень и задним ходом стал устанавливать машину к приемному патрубку. Антон пригляделся. Вначале вспомнил, что видел этого парня у озера, когда поднимали труп, а затем уже память подсказала, что это как раз и есть тот Павел Мохов, привет от которого передавал шофер Исаков, хлопотавший за своего соседа Суржикова насчет водительских прав. Бирюков подождал, пока Мохов соединил сливной шланг молоковоза с приемным патрубком, подошел к нему и поздоровался.
— 3-здравствуйте, — вроде бы растерялся Павел, но тут же досадливо махнул рукой. — Вот дурная привычка! Столько лет пролетело, а при встрече с угрозыском сердце екает.
— Не забыл еще?
— Такое не забывается.
— Лет шесть, кажется, чудил?
Мохов помял в руках белую ветошь, которой обтирал фланец шланга перед присоединением к патрубку, усмехнулся:
— Шесть с половиной отсидел в два приема, а дурью маялся больше семи. Будь она проклята, шальная жизнь.
Вакуумная установка быстро проглотила содержимое молоковоза, угрожающе засипела. Юная приемщица мигом выключила рубильник и генеральским тоном приказала:
— Павел! Отъезжай!
— Один момент, — извинился перед Бирюковым Мохов. Уступив место очередной машине, он отъехал в сторону, распахнул дверцу кабины и стал закуривать. Когда Бирюков подошел к нему, спросил: — Наверное, по поводу Суржикова?..
Антон чуть помолчал:
— Не только.
— Да?.. — Мохов глубоко затянулся сигаретой. — Что касается других поводов, не знаю, но Суржиков не виноват в наезде на дом Исакова. Потому я и посоветовал к вам обратиться. Тут в общем… Филиппенко на Виктора Андреича ополчился. Физиономия ему показалась подозрительной, а у Суржикова лицо всегда красное, будто свеклой натертое.
— Тебе, вероятно, известно, что работники ГАИ не только по цвету лица трезвость определяют…
— Ну, запашок у Андреича, скрывать нечего, имелся. Тут никуда не попрешь. Но ведь надо по-человечески разбираться. Разве шофер с двадцатилетним стажем, если нормально держится на ногах, в угол дома заедет?
— Тебе откуда известно, что Суржиков нормально держался на ногах? — спросил Антон.
— Видел всю комедию, когда инспектора ГАИ разбираться приехали. Со смены как раз домой шел.
— В какое время это случилось?
— В двенадцатом часу ночи. В одиннадцать я Сергею Тюменцеву молоковоз передал. Минут двадцать автобуса на остановке дожидался, потом примерно столько же ехал. Вот, считайте сами…
— Кто ж, по-твоему, это сделал?
— Недоростки малолетние. — Мохов стряхнул с сигареты пепел. — У меня у самого на днях чуть не случилось подобное. Остановился в сумерках у дома, чтобы перекусить. Минут через пятнадцать выхожу — пацан с соседней улицы в замке зажигания проволокой ковыряет. Надрал ему уши — на том дело кончилось. А если бы я по оплошности ключ в замке зажигания оставил? Тоже бы сопляк в первый же угол въехал.
— Чей подросток?
— С соседней улицы, говорю, с Заводской. Борька Муранкин. Мать его на вокзале мороженое продает, крикливая женщина.
— Ты на Садовой, что ли, живешь?
— Ну… В мамашином доме пока обитаю.
— Не женился?
— Не-е… С кем попало не хочу судьбу связывать, а порядочные от меня шарахаются после колонии. Теперь мне долго придется авторитет зарабатывать.
— Тюменцева адрес знаешь?
— Угу. К родителям Серега от Галки перебрался. Наверное, по поводу угона мотоцикла им заинтересовались?
— Ты догадлив.
— Опыт общения с угрозыском подсказывает. — Мохов покосился на сиденье рядом с собой. — Садитесь, подвезу до Сергея. Мне все равно в ту сторону ехать.
Бирюков поднялся в кабину. Молоковоз рыкнул мотором, миновал заводские ворота и покатил по райцентру. Мохов выбросил в открытое окно сигаретный окурок. Недолго помолчав, заговорил:
— Про угон мотоцикла у Галки Тюменцевой мне Исаков рассказывал сегодня у озера, когда там доставали труп фартовой молодки…
— Не знаешь ее?
— Не-е, не знаю. Сергей Тюменцев, железно скажу, не виноват в угоне Галкиного мотоцикла. Это малолетки развлекаются. Схватят, дураки, срок — слезы лить будут…
— Первое наказание ты, кажется, за угоны мотоциклов отбывал? — вспоминая прошлые грешки Мохова, спросил Бирюков.