— Имя или фамилию той подруги Тюменцева не говорила?
— Говорила… То ли Верка, то ли Ирка…
— Кажется, на днях какая-то подруга у Тюменцевой гостила, — намекнул Слава.
— Не знаю, болтать не буду.
— А что это Вася задолго до приемных экзаменов в институт приехал?
— Подготовительные курсы хотел посещать. Неделю походил на них и бросил. Самостоятельно стал готовиться.
— С книжками к вам приехал?
— Нет, без книжек, — ответила Мария Захаровна таким тоном, как будто только теперь догадалась, что племянник, находясь у нее, попросту говоря, бездельничал.
Голубев еще раз перечитал короткую записку на розовой салфетке и опять спросил:
— Куда же Вася уехал: в Новокузнецк или в Новосибирск?
— Должно быть, в Новокузнецк. Дом-то его там, — неуверенно проговорила Мария Захаровна и, чуть подумав, добавила: — А может, он уже и общежитие институтское домом считает.
— Деньги у него были?
— Наверно, были. Как-то давала рубль на мороженое — не взял.
— С девушками Вася как?.. Дружил?
— Слюнтяй он на этот счет. Семнадцать уж стукнуло, а не знает, с какой стороны подойти к девушке.
— А вообще характер у Васи какой?
— Вообще-то характер у него материн: вспыльчивый, как порох. И уж что зарубит, хоть кол на голове теши, своего добьется. Очень самолюбивый и настойчивый. Взять с тем же институтом… Упирались родители всяко, чтоб он в Новокузнецке учился. Помощь при поступлении обещали. Нет, сказал, поеду учиться в Новосибирск, поступлю без вашей помощи. И поступит! У него за десятилетку ни одной троечки нет, почти все пятерки. Этим в отца удался. Братец мой сильно башковитый мужик. Большим начальником на металлургическом комбинате работает, а вот дома — размазня. Жена в семье главенствует…
Заговорив о Васиных родителях, Мария Захаровна настолько увлеклась, что Голубеву пришлось прервать ее. Слава записал новокузнецкий адрес Цветковых, попрощался с разговорчивой пенсионеркой и заторопился на железнодорожный вокзал.
Июльское солнце нещадно палило с безоблачного неба. На перроне вокзала ожидающие очередную электричку пассажиры плотным кольцом окружили лоток с мороженым. Разбитная мороженщица бойко привлекала покупателей:
— Мужчины, кто с похмелья, подходите без очереди! Всего пятнадцать копеек за облегчение души! Девушка, не торопись, пропусти дядечку поправить здоровье!..
Приглядываясь к подросткам и молодым парням, Голубев взад-вперед прошелся по перрону — ни одного знакомого лица не было. Слава заглянул в малолюдный зал ожидания. У киоска Союзпечати две девчушки старательно перебирали открытки с портретами киноактеров. Лысый киоскер-пенсионер, едва увидев Славу, развел руками: интересующий, мол, тебя парень так и не появлялся. Слава молча кивнул — дескать, вас понял — и подошел к расписанию поездов. Единственный в сутки поезд из Новосибирска на Новокузнецк проходил райцентр в двенадцать часов ночи. Прикинув, что сидеть сложа руки до этого времени в вокзале будет слишком роскошно, Голубев решил поручить контроль за Васей Цветковым — если тот, конечно, появится, дежурному сотруднику линейного отдела транспортной милиции.
Пожилой приземистый сержант, как узнал Слава, заступил на дежурство в середине дня. Он внимательно выслушал словесный портрет Васи, посмотрел фотографию Грега Бонама и с украинским акцентом сказал:
— Нэ, такого хлопца нэ видэв. Появится — нэ упущу.
Голубев вышел из линейного отдела, пересек привокзальную площадь и на автобусной остановке присел на скамейку. Автобуса, как всегда, не было. Со стороны железнодорожного переезда показался желтый мотоцикл с коляской. По белому хоккейному шлему Слава издали узнал сидящего за рулем Филиппенко. Поднял руку. Когда начальник ГАИ остановился, попросил:
— Гриша, подбрось до прокуратуры.
— Мог бы и на своих двоих прогуляться, — видимо, не забыв еще утреннюю колкость, усмехнулся Филиппенко, однако тут же скосил взгляд на прикрытую брезентом коляску мотоцикла. — Надевай шлем.
Слава мигом вытащил из-под брезента шлем и впопыхах нахлобучил его задом наперед. Начальник ГАИ нахмурился:
— Надень как следует и ремешок застегни.
— Есть, надеть как следует! — козырнул Голубев, усаживаясь на заднее сиденье.
Филиппенко плавно тронул с места. Не оборачиваясь, спросил:
— Не знаешь, чего Бирюков по Суржикову против меня копает?
— Видать, Гриша, ты промашку дал. Антон Игнатьич зря копать не станет.
До прокуратуры доехали молча. В кабинете следователя Лимакина одиноко курил судмедэксперт Борис Медников. Поздоровавшись с ним, Слава спросил: