Теперь Гарри не защищался «рефлекто» — он уверенно принял вызов, встретив чужую волю собственными ментальными бастионами. Пару минут длилась безмолвная дуэль — и Атика убрала ментальный мост.
— Нормально для одиннадцати лет. Но тонкие атаки ты просто не замечаешь. С этого дня мы будет изучать тончайшие воздействия, граничащие с духовным, магическим или даже материальным планом. Пожалуй, это мой уникальный опыт, — улыбка. — Кроме моих учеников, не знаю на Земле менталистов такой тонкости, но… — он не договорила, и Гарри закончил:
— …но это не значит, что их нет?
— И это тоже. А ещё — ты не всё время будешь на Земле, Гарри. Надо готовиться заранее.
* * *
— То есть, ты хочешь поймать дух Волдеморта в изолят? — уточнил Дамблдор. — И он его удержит?
— Теоретически, — кивнула Атика. — Изоляты нужны именно для удержания. Это уникальная технология — я понимаю, как они действуют, очень примерно. Один из моих изолятов хранит артефакты, другой — волшебство, а третий… — она достала из кармана серебристую пирамидку, повертела в руках. — Третий должен удерживать духов.
— Вот как, — заинтересованно наклонился к изоляту Дамблдор. — Чары сокрытия?
— Скорее, ритуал. Хотя от ритуала там… Работаю над ними всю жизнь, а без толку. И не в тонкости дело, а в сложности — такое ощущение, что их создатель, играючи делал то, что у нас занимает многие дни.
— И ты не смогла понять чужую систему, пусть и сложную? — недоверчиво спросил Дамблдор.
— Я не всесильна, — пожала она плечами. — А здесь же… Знаешь, я специально занималась программированием, чтобы понять, что и как реализовано. Дело даже не в самой изоляции — она–то, думаю, проста и понятна. Дело в самой системе. Этот артефакт — вершина магической мысли целой цивилизации. Я, считай, пытаюсь расшифровать что–то типа сущностной матрицы.
— Ты не преувеличиваешь сложность? — Альбус скептически поднял седую бровь.
— Разве что немного, — Атика кинула на пирамидку хмурый взгляд. — Эти изоляты невероятны. Видишь ли, отпечаток их сущностной матрицы — с шагом в треть аттометра, между прочим! — почти не уступает по сложности магической структуре. Фрактальность — так, кажется, называют ещё одно свойство магической структуры. Это самое увлекательное и самое тяжёлое исследование, что я веду, и близ восьмидесятых расшифровала пару самых простых функций этой системы. Глянешь?
— Давай! — коротко и с азартом — Альбус Дамблдор заинтересовался. Серьёзно заинтересовался, что бывало очень редко.
— Руку, пожалуйста.
С тихим хлопком они аппарировали в один из пустынных полигонов Атики. Волшебница отошла на пару шагов, повернулась к Дамблдору и взмахнула палочкой. Взмахнула?! О нет, это был не взмах, а какой–то танец — рука извивалась подобно змее, палочка словно писала или рисовала какой–то рисунок, не желающий проявляться даже магически, лишь мельчайшие волшебные всполохи свидетельствовали, что это вообще магия. Наконец, кончик палочки замер, и Атика шепнула:
— Агере.
И появилось оно. Волшебство это не было особо эффектным — просто сложный рисунок ритуальных контуров, переплетающихся меж собой, путая взгляд. Но их число… Двадцать, тридцать, сорок, сто, двести, триста… Тысячи. Тысячи контуров, соединённых вспомогательными линиями и заполненных знаками знакомого Дамблдору рунного письма Та — Рета — правда, в нём появились и совсем незнакомые символы, кажется, какое–то обобщение обычных связей и что–то из математической логики. Ритуальный узор замер, мерцая голубым. Вместе с ним замерли и волшебники, вглядываясь внутрь.
— Что это? — тихо спросил Альбус.
— Перевод, — столь же тихо ответила Атика. — Я создала Та — Рету именно для перевода. Эта функция нужна для распределения энергии–информации внутри контура произвольной формы. Многоуровневая оптимизация. Этот шедевр способен к адаптации, самостоятельному изменению в широких пределах. Например, так, — из палочки вышла волна волшебства, вошла в узор, и тот будто поплыл. Одна за другой нарастали новые линии, исчезали старые. Волна волшебства? А она пропала, целиком растворившись в недрах узора.
— Ты… понимаешь?
— Не всё, — призналась Атика. — Интерпретация ещё не закончена. Но уже сейчас я могу сказать, что изолят способен к полному самовосстановлению из малой части. Правда, ту копию я всё–таки угробила экспериментами, но сам факт…
— Не нужен один хороший трансфигуратор в помощники? — осведомился Дамблдор. — О сущностных матрицах я знаю очень многое.
— О, разумеется, — чародейка поймала взгляд голубых глаз, светящихся мудростью. — Держи, это основные данные, детали в моей библиотеке. Да, это новая версия Та — Реты, точнее, дополнение старой, потом объясню. Главная проблема, с которой я столкнулась — это…
* * *
Жажда мести. Страх смерти. Ненависть. Именно это держало дух Тёмного Лорда, именно это удерживало разум Тома Риддла. Хотя нет — не в таком порядке.
Страх смерти. Крестражи. Кусочки души, прочными связями удерживающие суть Волдеморта на Земле. О, Тёмный Лорд прошёл долгий путь! Первый хоркрукс — неудачный, мешающий — от него пришлось даже оградиться, ослабив связь. Затем были эксперименты и расчёты. Два крестража создавали и прежде, но большая часть этих магов лишились разума, и теперь летали где–то безобидными сумасшедшими духами. Плохой конец — Волдеморт стремился совсем не к тому. О, ему была нужна полноценная вечная жизнь, чтобы достичь вершины! Второй крестраж, третий, четвёртый… Это было нелегко, но он достиг цели, сумел разделить душу и сохранить разум. Конечно, некоторых душевных болезней избежать не удалось, и Волдеморт отнёсся к этому спокойно: пара десятков лет, и душевные утраты компенсируются естественной регенерацией души. В крайнем случае, оставался Ритуал Пределов, но Тёмный Лорд не решился на такой серьёзный шаг. Страх смерти даровал ему бессмертие. Страх смерти помог удержать разум целым в форме духа.
Жажда мести. О, свою месть Волдеморт свершит! Дамблдор, Грюм, Вэнс… Все они заплатят. Сполна — уж он–то позаботится. Но это чувство приходилось давить. Жажда мести застилала глаза, мешала думать рационально, а сейчас как никогда требовалось поступать расчётливо и здраво. Тёмный Лорд не уничтожил эту эмоцию окончательно лишь потому, что она служила запалом для ненависти.
Ненависть. Ненависть к живым, к тем, кто имел нормальное тело. Ненависть к Дамблдору, стоящему на пути его плана. Ненависть к дурацкому пророчеству. Нет, не к Гарри Поттеру. Поттер был такой же жертвой пророчества, как и он сам. Его, конечно, хорошо бы попытать минуток сорок Круциатусом, выместить весь гнев и боль, расплющить напоследок «према» — но это необязательно. Поттер его враг, пока безличный, абстрактный. Ненависть к Грюму. Проклятый параноик, проредивший ряды его слуг! Ненависть к Вэнс, этой молодой сучке, дважды ранившей его — его, самого Тёмного Лорда! Ненависть к магглам, двуличным ублюдкам, готовым порвать друг друга за каплю власти и удовольствия, или тупому быдлу, радостно идущему за властолюбивыми ублюдками. Они едва не уничтожили его этими бомбардировками Лондона, развязав Вторую Мировую! И ради чего? Может быть, ради счастья, какой–то идеи или хотя бы из–за любви? Нет, эти твари жаждали власти — и будут жаждать её всегда. Да, ненависть, холодная, расчётливая — она удерживала разум от разрушения, ледяными оковами удерживала память, ярым пламенем питала гнев…
Если бы кто–то спросиь Тома Риддла, зачем он, искусный менталист, старательно нагнетал ненависть и страх смерти, то Волдеморт — если бы не приложил наглеца Круциатусом — ответит, что у него не было выхода. Крестражи прекрасно удерживали душу, но и только. Без привязки к материальному мозгу, с осколками магии, разум Тёмного Лорда умирал. Первыми растворялись в пугающей пустоте апатии эмоции. Волдеморт вовремя обнаружил опасность, и ему хватило воли принять страшное решение. Да, позже придётся идти на Ритуал Пределов, но сейчас ему надо сохранить остатки себя. Пусть личность рассыплется мозаикой — память должна остаться целиком. Ничего, мозаику всегда можно собрать заново, лишь бы было, кому собирать.