— Видел головидео? — спрашивает тот, давая тем самым понять, что он из тех агрессивных наглецов, для которых в качестве аргумента годится лишь кулак или дуло бластерной винтовки.
И все же… Головидео? Любопытно.
— Нет. Что там?
Тви'лек смотрит налево, потом направо, после чего достает маленький диск — больше его ладони, но меньше обеденной тарелки. Металлическое кольцо, середина из голубого стекла. Инородец облизывает мелкие острые зубы, затем нажимает кнопку.
Над диском появляется парящее изображение.
Женщина. Царственная осанка. Высоко поднятый подбородок. Даже на размытой голограмме Синджир отмечает ее горящие глаза. Хотя, возможно, лишь потому, что уже знает, кто она.
Принцесса Лея Органа с планеты Алдераан. Теперь — одна из героев и руководителей Альянса повстанцев.
«Говорит Лея Органа, последняя принцесса Алдераана — произносит записанное изображение, — бывший член Галактического сената и один из руководителей Альянса за восстановление Республики. У меня сообщение для всех жителей Галактики. Оковы Галактической Империи сброшены. „Звезда Смерти“ уничтожена возле лесного спутника Эндора, а с ней и все руководство Империи».
Голограмма сменяется хорошо знакомой Синджиру картиной взрывающейся в небе над Эндором «Звезды Смерти».
Он сам был там. Он видел гигантскую вспышку, пульсирующее пламя, облака дыма, расползающиеся словно мозги из треснувшего черепа. А затем — лишь плавающие в космосе обломки. Картинка мигает, и снова появляется Лея.
«Тиран Палпатин мертв. Но борьба не закончена. Война продолжается, несмотря на то что власть Империи ослабла. Но вам следует знать, что, где бы вы ни были, как бы глубоко во Внешнем Кольце вы ни жили, Новая Республика готова прийти на помощь. Мы уже захватили десятки имперских боевых кораблей и разрушителей… — Изображение сменяется трехмерной голозаписью имперцев, которых ведут по трапу корабля в наручниках. — И за месяцы, прошедшие после уничтожения внушавшей страх боевой станции Империи, Альянс уже освободил множество планет. — Новая картинка: повстанцев приветствует как спасителей и освободителей ликующая толпа на… где это? Набу? Может, и Набу. Снова Лея: — Наберитесь терпения и сил. Сражайтесь при любой возможности. Даже один уничтоженный шагоход, одно орудие, один штурмовик постепенно разваливают военную машину Империи. Новая Республика идет на смену. И чтобы завершить войну, нам нужна ваша помощь».
Последняя мерцающая картинка: истребители Альянса на фоне фейерверков.
Еще одно знакомое ему зрелище — он видел, как одержавшие победу повстанцы запускали фейерверки высоко над вершинами массивных эндорских деревьев и как странные, похожие на помесь крысы с медведем, создания радостно ухали и чирикали где-то вдали, пока он, Синджир, трусливо прятался в кустах.
— Настал новый день, — говорит тви'лек, широко скалясь в зубастой улыбке.
— Один завоеватель сменяет другого, — криво усмехается Синджир. Но гримаса нисколько не соответствует тому, что он ощущает в душе, — так же, как не соответствует запаху вкус стоящего перед ним напитка. Душа его полна… надежды? В самом деле? Надежды, счастья и новых перспектив? Какая мерзость. — И все-таки… может, глянем еще разок? — говорит он, облизнув губы.
Тви'лек легкомысленно кивает и тянется к кнопке.
Позади слышится стук сапог. Бармен Пок тревожно ворчит.
Хрустящая черная перчатка падает Синджиру на плечо. Другая опускается на плечо тви'лека, сжимая его до боли.
Синджир чувствует запах промасленной кожи, отглаженной ткани, казенного моющего средства. Запах имперской чистоты.
— Что тут у нас? — раздается рычащий голос.
Повернувшись, Синджир видит довольно неряшливого офицера. Серую форму распирает живот так, что расстегнулась одна пуговица. Лицо небрито, волосы растрепаны.
Второй, рядом с ним, выглядит куда лучше — волевой подбородок, ясный взгляд, отглаженная и выстиранная форма. Самодовольная улыбка — не притворная, а, как хорошо известно Синджиру, вполне естественная.
Позади них — двое штурмовиков.
Вот это уже и впрямь нечто. Штурмовики? Здесь, на Акиве?
Да, на Акиве всегда бывали имперцы, но штурмовики — никогда. У этих солдат в белой броне одна задача — война и оккупация. Они не прилетают сюда выпить, потанцевать, а потом исчезнуть.
Что-то явно изменилось. Синджир пока не знает, что именно. Но любопытство гложет его, словно крот личинку.
— Мы с моим хвостоголовым другом просто немножко смотрим пропаганду, — говорит Синджир. — Ничего особенного.