– Сберечь казну хотят они,
Посредствам отсечения трат.
Узнали мы об этом в сплетни
Бездумных двоих лиц, чьи голоса гремят.
– Заберите. – протягивая Клавдию расчёсанный, растормошённый и размякший во вспотевших руках учёного мешочек с таблетками, брезговал Вячеслав Владимирович.
– Тем самым отрекая клятву,
Не милость нашу признаёшь.
– Признаю.
– Божественный контракт расторгнут наш!
Безотвратимой кары ты познаешь,
В свершенье которой не будет нам позора,
Коль лишние уши прознают о сути разговора.
Оставшийся до «Небуйной» путь прошли в молчании. Открыв дверь с негромким щелчком, приглушённым медленным нажатием на ручку, король и учёный вошли в комнату, и, произведя те же движения, Вячеслав Владимирович закрыл дверь. Отложив вопросы Гертруды, ожидавшие их зова с улицы, Клавдий возложил своё тело на кровать, а учёный упал на свою.
«Какая бренная мечта. Ах, если бы моё существование было настолько незначительным, как его. Король, бездумно распоряжающийся судьбами подданных идеален для исчезновения целого народа. Его бы да и в, скажем, XVI век, красота!»
Изолятор
Проведя неизменные процедуры начала первой половины дня, в которые так же включилась утренняя ссора Коли и Клавдия, не простившего мужчину за испорченную зубную щётку, за которой и сам король идти не хотел, что пришлось выполнить Гертруде. Также предметом сегодняшних препираний послужили поиски тапок монарха, обвинившего Колю в их намеренном распинывании по палате. В добавок к этому утро украсили отчаянные восклицания Глеба о снова холодном одеяле с последующей проповедью Бориса, который, помолившись, начал готовились к обряду изгнания домового, по его догадкам и охладившего одеяло.
Обременённый натиском слов-таранов Клавдия, Коля в первые несколько минут отстаивал свою непричастность к произошедшему, ведь обувь и вправду была разъединена на далёкое друг от друга расстояние – правый лежал рядом с тумбой Лизаветы, левый – под кроватью ЛевГена – к разгару спора и второму рывку короля, когда обвиняемый принёс последний тапок от кровати Лизаветы, он оставил только безучастное мотание головой.
Появление Интерна до осмотра никого кроме Вячеслава Владимировича не удивил.
– Вот, как обещал. – сказал молодой человек, протягивая книгу с двойной улыбкой: более широкой, наслоенной на повседневную.
– Благодарю. Хм… такую я не читал. – перевернув том, учёный прочитал описание. – «… А два эмиссара Рая и Ада за 6000 лет полюбили свой образ жизни среди людей и саботируют наступление Конца Света.». Интригующее начало.
– Она тебе понравиться.
– Буду проводить время с пользой. Спасибо.
Книга выглядела новой, и, решив погрузиться в мир фэнтезийного бестселлера во время тихого часа, Вячеслав Владимирович положил её в тумбу, а Интерн, напомнив «небуйным» о скором возвращении с утренним обходом, не попрощавшись, вышел из комнаты.
Стараясь не смотреть на противоположную стену, где после пререканий с Колей, которого пришлось успокаивать Петру Семёновичу, Клавдий отвечал на прерванные ночью вопросы Гертруды, учёный, пытался улучшить отношения с ЛевГеном, чувствуя нависшую над его жизнью державу короля, но прогресс общения с упрямы стариком и на третий день не изменился и остался нейтральным, и на сегодня эти попытки прекратились, чтобы не вводить его к иррациональным взаимодействиям. Вячеслава Владимировича уже неотвратимо тянуло к неразговорчивому, из-за чего ему казавшемуся загадочным, старику. Физик почувствовал ответственность за любое происходящее с ЛевГеном событие, отразившееся на его здоровье – он понимал, что Клавдий не отступится, а молчание – также законом наказуемое деяние – делало его соучастником преступления и ещё сильнее давила на его трусость.
«Рассказать ли студенту о том, что он оказался прав? Нет, конечно, нет! Он то, в отличие от Клавдия, рассуждает вменяемо. Да и «король» намекнул о нехороших последствиях бездумной болтовни. Абсурд… просить убить, а после отказа просто отпустить. Либо это довольно хорошо и хитро спланированный за несколько минут план мести, либо беспечная глупость. » – высказался своим мыслям Вячеслав Владимирович, вернувшись на кровать.
Оставшиеся до обхода полчаса учёный провёл в компании Лизаветы и наблюдавшего за их общением студента. При близком рассмотрении, а сейчас Вячеслав Владимирович сидел менее чем в метре от девушки, она уже не казалось притягательно-идеальной. В сглаженный краях лица проглядывали оголённые истощенной кожей скулы и блестящий шарообразный лоб с высоко посаженными волосами, лебединой дряхлой шеей, и с единственным на всём низенькое тельце несколько миллиметровым слоем жира на руках. Такая неожиданная подробность сначала оттолкнула Вячеслава Владимировича, в чьём воображении, ведь он имел небольшое отклонение в зрительном аппарате, но очки не носил, и эти трудно замечаемые детали разгладились фантазией, Лизавета представлялась не сорванным бутоном астры в поле скощенной травы.