Ответ определённо был «да», зачем ещё я это делаю? Но так нельзя… просто нельзя. Разве того, что он лежит там, недостаточно для меня? Нужно продолжать рыть и своими глазами увидеть его?
Становилось холоднее. Я весь вспотел, тело не удерживало темп и начало болеть – трещали пальцы, запястья, локти, плечи, торс, таз, колени… Земля не поддавалась, я старался пробить её, но не получалось, я словно бил по валуну.
Сегодня не получится. Пока не пройдёт зима не получится. Нужно подождать. Я могу всё закопать обратно и уйти. Я хотел отпустить лопату, но не мог, всё так же крепко сжимал её и продолжал копать. Я не мог остановиться. Я должен был раскопать сегодня, несмотря ни на что.
И эти мысли угнетали больше совершаемых действий. Я ничего не могу с ними поделать. Я ничего не могу поделать с собой…
Я услышал музыку и обернулся.
Никого не было. Музыка звучала из моего телефона. Я вдохнул через рот и отпустил лопату.
Звонил Толя.
— Толя… — я тут же принял его звонок. — Да, Толя, Толя, привет, — я был рад ему. Чуть ли не до слёз.
— Илья, привет, — я уже слышал вопрос в его голосе, — во сколько ты придёшь? Мы договаривались на шесть, но уже половина седьмого, так что я решил позвонить.
— Что? Сегодня?.. — его слова поразили сильнее моих действий.
— И… — Толя не договорил. Оборвал себя. — Сегодня Новый год.
Я посмотрел на мобильник.
«Пт, 31 дек.»
Выпало порядка двух дней, а я не то что не заметил, не почувствовал.
Я терялся не только в ощущениях своего тела, но и в восприятии времени – ни на что не ориентировался, ни за чем не следил, не имел возможности обратить внимания. Как у Якова.
Пошли слёзы. Даже слишком неожиданно для меня. Я тут же принялся стирать их и не заметил, как хлюпнул носом.
— Илья, что-то случилось?
Я замер. Посмотрел на разрытую перед собой землю и могилу Якова.
То, что я здесь нахожусь, уже ненормально. А то, что делаю, тем более.
— Толь… я, — могу ли я это сказать? Поймёт ли Толя сейчас? Если я скажу, как есть, он оставит меня? Или всё так же попытается помочь?
Я боялся, что первый вариант окажется правдой, и желал второго, но также я желал ничего не говорить, скрыть это в тайне и не показывать такого… сумасшедшего себя.
— Толя, я… я не хочу, чтобы… ты отворачивался от меня, — я уже не пытался скрыть, что рыдаю, вздохи, как под ударами, выбивались из тела, — но я не знаю, не знаю, что со мной… я… — Я очень хотел, чтобы Толя остался со мной.
— Мне прийти?
Он знал, как обнадёжить и поддержать меня, знал, что нужно сказать и как.
— Я сейчас не дома… и я… далековато от города, — почему-то это показалось мне забавным. Наверное, хоть так, но я пытался увидеть что-то облегчающее в этой ситуации.
— Хорошо, скажи где, я подъеду.
В отличие от меня, ему как-то удавалось сохранять хладнокровие и рассудок, когда они особенно требовались.
— Я на кладбище.
***
После того, как Толя сказал, что приедет, я бросился прочь. О лопате вспомнил, когда добежал до дороги, и обрадовался, что оставил её.
Пусть лежит там. Я туда не вернусь, и она не понадобится.
Ждать пришлось больше получаса, но мне было намного спокойнее, чем когда я копал землю. Я просто знал, что Толя за мной придёт. Он меня примет, и мы вместе проведём чёртов Новый год. На это я рассчитывал. На это я поставил все свои чувства, но в глубине души сомневался, что будет так. Толя посмотрит и увидит во мне сумасшедшего, и не захочет иметь со мной ничего общего. Я бы понял. Понял и не стал бы осуждать, но, как представлю, так кишки в животе сжимаются и закручиваются.
Толя приехал с отцом. Я, как увидел его серьёзную фигуру за рулём, окаменел. Он может всё понять. Он, как и Толя, всё знает и может спросить, что я тут делал, а я ничего не смогу придумать, не смогу ни сказать правду, ни соврать, а он поймёт почему. Ему не нужно от меня подтверждение, в своей голове он уже связал все факты и утвердил вердикт. Ему будет достаточно сурово посмотреть мне в глаза, и я расколюсь.
— Илья, залезай, — Толя открыл дверь.
— Д-да, — я не сразу решился на действие, не сразу подступился и сел в автомобиль.
— Ну, с наступающим, — сказал его отец.
Я, как сел, голову не поднимал и поднимать не стал.
— Вас тоже.
Ещё я не мог моргнуть. Глаза будто засохли, но я боялся, что даже моргание сдаст меня.
Машина тронулась. Ни Толя, ни его отец, ни я ничего не произнесли по пути до города.
========== 11. ==========
Дома у Толи было тепло и пахло запечённой картошкой. Я помню вечер, когда прибежал к нему и сразу же заснул на кровати. Я убегал от чего-то, тогда ещё неизвестного и пугающего, и нашёл своё маленькое уютное пристанище, где обо мне позаботились и где я прожил чудесную неделю, не вспоминая о старых нападках.
Вакуум, в котором пропало всё, что тревожило.
Может быть, мне показалось или я не обратил внимания, но, когда снимал куртку, то не почувствовал никаких касаний, кроме своих собственных.
Ботинки были в грязи и земле. Я даже не попытался отряхнуть их, когда залезал в машину. Это меньшее, что беспокоило, хотя должно было.
— Илья, — Толя посмотрел на меня, хотел предложить что-то одно, но передумал, — если хочешь, можешь принять душ. Сменную одежду я дам.
Похоже, я выглядел паршиво не только внутри.
— Да, спасибо.
От горячей воды слегка защипало спину. Вместе с пеной с меня словно смывался одеревенелый слой. Сначала отваливалась шелуха, за ней мелкие корки, затем сползали невидимые, до этого сжимающие как стебель листья.
Дышать стало легче.
Толя сидел у себя в комнате.
— Спасибо, — сказал я, проходя и подсаживаясь к нему. — Ты не против, я сниму? — Я указал на протезы.
— Да, конечно. Чего спрашиваешь?
— Вдруг тебе противно.
Протезы снимались так же легко, как обувь. И так же легко при длительной эксплуатации изнашивались и стирались. Благодаря родителям, я даже не думал, во сколько такая «обувка» мне обходится.
Я забрался с ногами. Несмотря на то, что обрубки и шрамы были на виду, я чувствовал успокоение. Толя, кажется, не обращал внимание.
— Ещё болеешь? — спросил он.
Спросил о том, о чём говорил я, а не о своих догадках.
Это поражало. Он помнил о таких мелочах, не говорил, что я выгляжу слишком плохо, и не пытался надавить.
— Совсем неважно выгляжу? — лицо в зеркале я почти не воспринимал.
— Да, — Толя кивнул.
Я смотрел на него, а он на меня – нет.
Что-то изъедает его точно так же, как меня. Что-то не даёт покоя и заставляет думать о многих вещах.
— Ты… — начал я и как будто задохнулся. Я должен ему признаться и раскрыться, пока не стало поздно. Пока ещё не поздно. — Ты уже понял… что я делал на кладбище? — я посмотрел на свои ноги.
Толя заёрзал. Кажется, глянул на меня.
— Нет. Не думаю, что понял. Или понял правильно. — Его голос был серьёзным, совсем как у его отца, но не пугал. — И грязь сейчас везде, она могла откуда угодно взяться, — конечно, он заметил.
— У меня с собой была лопата. — Сказал.
Я сжал руки, но слабо. Мышцы завывали.
— Хотел… выкопать его? — теперь можно было спросить напрямую.
— Да, — я сам не заметил, как согласился, — то есть… не знаю. Я не хотел никого выкапывать, но… что-то говорило, принуждало это сделать, — я посмотрел на Толю, а он вовсе глаза смотрел на меня. Не с осуждением, с сочувствием. — Я… видел его, в последнее время. И слышал. Он… трогал меня, как тогда. И всё делал, как тогда… Я его постоянно чувствовал и ничего не мог с этим поделать. Я… это было невыносимо.