Мать и отец сказали, что будут рады поддерживать мою самостоятельность, и при этом они не хотели, чтобы я напрягался больше того предела, который был в их головах. Поэтому они помогали с поиском квартиры, все денежные аспекты взяли на себя, как и перевозку вещей, от меня оставалось только въехать, разложить вещи и начать жить.
Когда я закончил с уборкой и прилёг отдохнуть, пришло осознание. Оно вместе с воздухом влилось в тело и дало успокоение, которого, казалось, вот чуть-чуть и не хватало. Я не ощущал его недостатка, но, когда получил, понял, в чём нуждался. Как недостающий элемент в громадной машине, которая хорошо работает и без него, но с ним работает тише и меньше совершает ошибок. Я ощутил себя этой законченной «машиной» – вновь полноценным человеком, который может ходить, стоять, бегать, прыгать. Который вновь научился тому, что изучил когда-то в детстве.
Я поднял ноги. Протезы были качественными, издалека не отличались от обычных ног, только при касании ощущалась прохлада и чрезмерная гладкость, а цвет был слишком «правильным» – однотонным, без шрамов, складок, волосков и выступающих вен. Но это всё детали, сути они не меняют.
Через несколько дней я встретился с Саней и Верой, хотел, чтобы они одними из первых увидели меня, хотел показать им, какой я сейчас. Складывалось впечатление, будто мы не виделись те полтора года, что я работал над собой. Виделись, только я постоянно сидел в своём кресле. Вначале я уставал от элементарных упражнений, потом от нагрузки, от которой организм отвык, а потом не хотел перенапрягаться больше должного. Да и показаться хотел, когда уже без проблем буду ходить.
Я пришёл пораньше и стоял в стороне, чтобы первым увидеть Саню и Веру, но Вера первая увидела меня. Разулыбалась и побежала ко мне. Почти налетела с объятиями. Я принял её и обнял в ответ.
— Ну ничего себе, — сказал Саня.
— Илья! Я так рада, — быстро заговорила Вера, запинаясь. Она держала меня, и я ощущал тепло её тела – оно согревало. — Правда, так рада…
— Я тоже рад. — Саня держался в стороне. — Иди сюда, чего стоишь?
Он протолкнул руки в карманы пальто, огляделся, словно за ним ведётся слежка, посмотрел на меня и Веру и вздохнул. Как побеждённый, будто другого и не оставалось. Он был смущён, но нас стиснул крепко.
— Это слишком, — выдавил я.
Саня рассмеялся:
— Сам же позвал!
Мы ещё немного обнявшись постояли, а потом осмотрели друг друга.
Недавно Вера начала красить глаза, её взгляд стал выразительнее, и она выглядела взрослее, а Саня, как придерживался своей моды, так и остался ей верен, но, кажется, в них что-то изменилось после поступления в университет. Я тоже мог поступить в этом году, поскольку сдавал экзамены, но решил подождать. Может быть, я ощущал именно эту разницу между нами: они вырвались вперёд.
Мы все разом замолчали, и я решил спросить:
— Ну как? — раскинул руки, словно хотел показать дорогой наряд, а не следствия операции и реабилитации.
— Не придерёшься, — сразу ответил Саня.
Я улыбнулся.
— Согласна, — кивнул Вера.
Они мне тоже улыбались.
Теперь нам нужно было встретить Толю.
Я выдохнул.
Ему я тоже не показывал плоды своих трудов. Когда нужно было ехать к нему, у меня возникало знойное желание снять протезы, чтобы он не видел, насколько лучше мне стало. Чтобы не было повода сравнивать наши ситуации и показывать, кто преуспел.
У меня задрожали губы, и вместе с руками я опустил голову. Непроизвольно всё во мне потянулось вниз, к земле.
Дрожь с лица перешла на шею, а откуда потекла к сердцу.
— Илья? — позвал Саня, а я не смог поднять голову. Хотел, но мышцы будто сцепились и не дали мне этого сделать.
— Т-толя, — выдавил я, — он же… он, — сама мысль казалась мне абсурдной и нереалистичной, я знал, Толя не такой, так не подумает, но что-то во мне заунывно спрашивало: — не возненавидит меня? — я поднял голову, а в глазах уже стояли слёзы.
Когда это касалось Толи, возможно, я был слишком чувствительным, но он, как никто другой, волновал меня. Его здоровье и спокойствие казались мне важнее моих собственных.
— Конечно, нет, — Саня ответил без сомнения, — ты же знаешь, он будет рад.
Я знаю, но это знание не всегда успокаивает.
***
Толя написал, что отец подвезёт его к кафе. Когда мы подошли, он уже ждал нас.
Я не знал, что мне изобразить на своём лице (сказывалось переживание), и, когда его глаза выцепили меня из толпы, я машинально улыбнулся и поднял руку, чуть ли не проговаривая вслух «при-вет». Сумел удержаться.
В отличие от меня, Толя вёл себя естественно, хотя заговорил не сразу. Он комплексовал из-за того, как звучал, как долго думает над словами и как боится в них ошибиться. Мы даже заранее обговорили, что, может, стоит у кого-нибудь дома встретиться, чтобы без лишних глаз и ушей, но Толя настоял на встрече вне дома. Он хотел переступить через сковывающие и загоняющие чувства, чтобы достигнуть результата.
Я поддержал его решение, но сказал, что, если ему будет слишком некомфортно, мы сразу уйдём, беспокоиться не о чём. Толя соглашался, но беспокоиться ему в любом случае было о чём. Даже я чувствовал, с каким усилием он проговаривает каждое слово, как сконцентрирован на акте проговаривания и сколько сил у него это отнимает.
Прошло почти два года, а он ещё далёк от того, каким был.
Вся его реабилитация была направлена только на то, чтобы вернуть эту функцию, сделать её, как прежде, автоматизированной и не требующей усилий. Из-за этого он, понятное дело, не смог закончить школу, не сдавал экзамены, не планировал, куда будет поступать, ведь его травма требовала всего его времени, всех его сил. Я же мог заниматься, когда не был занят упражнениями, они тоже занимали время и силы, но не столько, сколько у Толи. Отчасти поэтому я не поступал в этом году, хотел подождать его.
Толку от такого моего решения не особо много, ведь даже не факт, что спустя год Толя сможет привычным образом разговаривать и нагонит всю упущенную программу и одновременно сможет подготовиться к экзаменам.
Даже я понимаю, что это невозможно.
Горечь встала в горле.
— Илья? — проговорил Толя.
Я поднял голову. Он с вопросом смотрел на меня. Саня и Вера тоже.
— Что заказывать будешь? — спросил Саня.
Я забыл.
Уставился в меню и не знал, что выбрать.
С пониманием письменной речи у Толи дела обстояли лучше, как и с печатью, поэтому общение в сети с ним почти не отличалось от того, как он говорил, но, бывает, мне не хватает его «я считаю иначе» и лёгких перепалок с Саней по какому-нибудь незначительному поводу.
Сейчас Толя не мог быть таким же экспрессивным и живым в общении.
Когда принимали заказ, он хотел сам сказать, что хочет, но замер, уставившись сначала на официантку, потом в меню. Саня мысленно начал бить тревогу, вертя головой то в сторону Веры, то в мою. Я примерно знал, что нужно сделать, но не представлял, что придётся успокаивать кого-то, кроме Толи.
Чтобы не сбивать Толю с концентрации своими словами, я только слегка подтолкнул его в ботинок для того, чтобы он отвлёкся. И это получилось. Он смотрел на меня, а я приободряюще улыбнулся, мысленно передавая ему: «Дерзай».
— М-мне, по-жа, — вот блин, Толя выбрал тяжёлое слово, понял, что потратит на него время, но всё-таки договорил до конца. Я уже за это хотел ему аплодировать.
Если он будет придерживать такого же темпа, как сейчас, попутно самостоятельно изучать литературу, то вполне возможно, сможет к концу учебного года закончить школу экстерном. При условии, что экзамены будут письменными. Ему это вполне по силам, я так думаю.