— Глаза закрой, увидишь…
— Да не могу я, плывёт всё. Я и с открытыми — Хэд знает, что вижу. Словно сносит нас куда–то…
— Я и говорю — паутина. Зацепиться надо за что–то, чтобы удержаться здесь. В ЗДЕСЬ! Понимаешь?
Капитан кивнул.
— Я когда ещё в северном крыле служил, на меня накатывало иногда так, что я не осознавал, где же я во Вселенной. Казалось, ещё чуть–чуть и разум выскочит из черепной коробки, и убежит… Или, разум останется, но вот так же убежит вся радость… А потом Дьюп… Колин забрал меня к себе в каюту, и я обрёл в нём какую–то твёрдую землю.. Что–то устойчивое в этом чужом и пожирающем душу… Знаешь, Энрек, нет во Вселенной никакого бога. Это вера наша создаёт его, а он потом создаёт нас. Вера делает твердь из небытия, жизнь — из пустоты. И эта вера — наш Бог. Мы порождаем создателя сами, чтобы он стал потом нашей опорой.
Капитан вдруг потянулся и обнял Энрихе. И тот понял, что сидят они с точки зрения этикета недопустимо близко, но ему это уже совершенно никак, а может даже и наоборот, и он даже готов, как Кьё, уткнуться мальчишке носом под мышку.
— Держись за меня, — просто сказал капитан. — Я знаю, на чём стою. На том, что всё в нас — одно. Начало и конец. Я понял. Это теперь из меня ничем не вышибешь. Я сам себе — твердь и почва. Хрен оно нас утащит!
Фиолетовое сияние тянулось к людям. Далёкая кромка синевы давно уже была съедена, и оно взялось за бледную голубизну прямо над головами. Это было страшно, но совсем не больно. Капитан оказался прав — на значительном расстоянии от генераторов, сияние вреда человеку не причиняло.
Небо стало сначала цвета болотной зелени, потом прояснилось и заиграло бирюзой. В воздухе запахло озоном. Лучи не убивали, они обеззараживали.
Фиолетовое сияние ушло дальше, пожирая новые единицы пространства. Задышали, испуганные штрафники, зябко растирал плечи Рос, только собака дремала, легкомысленно раскидав лапы — сияния она не испугалась.
— Я не понял, — сказал Энрихе, которого почти отпустила тошнота. — Это зараза на нас так фиолетовая подействовала, или что–то другое?
И тут же мир встал на дыбы, сознание его метнулось в агонии, и он вжался в теплое плечо капитана.
— Тише, Энрек, — прошептал тот. — Это не сияние. Это… словно тетрадь кто–то листает.
Капитан выругался, напрягся. Энрихе стало тяжело дышать и перед глазами замелькали тёмные пятна.
— Ханер камат, — прошептал он.
— Да пусть хоть сам Хэд. Хрен он меня отсюда сдвинет!
Запылились мои башмаки,
Всё стоят и стоят у порога.
Мне без бога бродить не с руки
Я возьму и придумаю бога
Чтобы был он со мной молчалив,
Чтоб был строг, и ко мне равнодушен.
Чтобы, душу кому–то излив,
Снова стал я и глух, и послушен.
Чтобы рвали меня на куски
Лишь за то, что, мол, ценят и любят,
Что б я с вами не сдох от тоски,
С теми, кто называются «люди».
Напев разрывал душу. Но даже кускам души не было места на безжизненной планете, и они скреблись, требуя снова открыть им грудную клетку.
Пел рыжий штрафник, тот, что спорил недавно с Костой. И зелёная тишина аккомпанировала хриплому грудному голосу, возможно, даже подпевала.
Не найти мне по сердцу причал,
И никак одному не согреться.
Во Вселенной нет больше плеча,
Что б я смог на него опереться.
Запылились мои башмаки
Всё стоят и стоят у порога.
Мне без бога бродить не с руки.
Я возьму и придумаю бога…
Энрихе открыл глаза. Придумать бога… Капитан что–то говорил про это? Или приснилось?
Хаго дремал. Рос сидел раскачиваясь, обхватив голову руками. Штрафники развели костёр, разложили сухой паёк — галеты, саморазогревающиеся консервы.
— Там шоколад есть под сидением первого пилота, — сказал, открывая глаза, капитан Пайел. — И настойка какая–то. — Хьюмо, посмотри?
Рос поднялся и, покачиваясь, пошёл почему–то ОТ нашей шлюпки.
— Хьюмо, — окликнул капитан.
Пилот повернулся и застыл на несколько секунд, непонимающе глядя на нас.
— В нашей шлюпке, — тихо объяснил капитан. И показал рукой.
Рос вздохнул, полез в люк.
— Ты живой, Энрек? — спросил капитан.
Энрихе хотел было встать, но быстро передумал.
Рос вернулся с плоской пластиковой бутылкой, перевязанной незнакомой надписью.
— Трофейная? — заинтересовался Коста.
— Из Белой долины, — отозвался капитан. — Так с тех пор под сидением и лежит…
— Нас тут бросили что ли? — спросил Рос, и штрафники притихли. Это был именно тот вопрос, который интересовал сейчас всех, кроме капитана и иннеркрайта. Те — вообще ни о чем не в состоянии были думать.