А неудач хватало. Даже то, что давалось раньше в одно касание, вызывало теперь пустоту в груди и пляску вестибулярного аппарата.
Он дёргал привычные маятники, но каждое движение внутренней энергии пускало стены каруселью, а тошнота запиралась только горечью во рту.
И — никакого эффекта. Паутина больше не принимала в себя Агескела. Она словно бы разлюбила его, оправдывая женский род самого слова «паутина».
Аке искал причину, размышляя с ужасом, не заразился ли он какой–то особенной болезнью прогрессирующего бесчувствия от брата? Не является ли недуг наследственным, семейным?
Но как решиться расписать свою слабость перед генетиками? Поставить им задачу, а потом — удавить всех, кто посмеет доискаться причин?
Аке нервничал, брат его — смеялся.
Но на четвертый день, когда к бессоннице Агескела добавились слабость и головная боль, Энсель тоже заволновался. Уже сам пригласил он для консультации известных врачей, не обнаруживших, впрочем, ничего выдающегося или неясного. Медики не признались в своём «ничего»: были названы и переутомление, и «синдром правителя», и ещё масса нервных болезней с красивыми длинными названиями и размытыми симптомами.
Но кровавый эрцог потерял лишь способность видеть паутину. По лицам он читал превосходно, и видел врунов насквозь. И он взбесился.
Энсель устроил умникам локальное светопредставление, ведь он был лишён духовной силы. Но не силы психической. А человек и без лишних премудростей может многое сотворить с другими.
Психотропные вещества легко распыляются в воздухе или наносятся на предметы, специальные приборы могут генерировать колебания, нарушающие избирательно самые разные функции мозга, а фразы и жесты, подчиняющие чужое «я», проработаны века назад. И искушенный знает, как ввести в транс даже самого подготовленного психофизиолога. Подчинить, раздавить, обезобразить.
Врачи скакали перед Энселем в непристойных плясках, любили друг друга в извращенной форме и остались живы только потому, что эрцог Нарья решил подарить им голозапись этого незабываемого вечера.
Всласть поиздевавшись над медиками, Энсель ощутил небывалый душевный подъем. Он и посоветовал брату выбросить из головы сверхнравственные страдания, вернуться к сексу и излишествам. А там организм сумеет взять своё.
Агескел решил последовать совету.
Секс всегда давал аке силы. Особенно хорош был в этом плане секс с детьми и девственницами.
Суть такого секса различна. Ребенок хорош тем, что насилие над ним или умерщвление происходит с выделением энергии жертвы — энергии невинной, «неоправданной» крови.
Планирование грядущего всегда полно крови, но невинность имеет особенные смысл и цену. Энергия невинной крови привязана к текущему миру, она не растворяется в сущем, чтобы породить новое. Бесхозная, бродит она, то поднимаясь над бытием, то опускаясь вниз и вызывая всплески насилия в физическом мире. Подчинённая воле, энергия невинной крови даёт возможность продавить далеко отстоящие по связям события. В ранних религиях этот феномен использовали достаточно широко: бросая младенцев в разбушевавшееся море, чтобы унять непогоду, или оставляя в лесу, чтобы вымолить удачную охоту.
Но есть и невинность иного рода. Имя ей — девственность.
А девственная кровь имеет гораздо большие вес и ценность во Вселенной, чем просто кровь невинная.
Суть девственной силы — в целости психоэнергетического кокона будущей матери, мощного природного щита, сохраняющего в женщине изначальную причинность связей, делающую любую девственницу ровней Матери Темной…
Ненадолго. Потому что женщины мало, что ценят меньше, чем девственность.
Но чужая глупость — знающим не помеха. И сейчас Агескелу больше подошла бы именно девственница, чья сила полностью уходит в того, кто насилием разрушает целостность её первозданных связей. А целостность кокона — гарант единства с Паутиной, мощью её и сутью. Потому девственного даже боялись в периоды дикости человеческого рода. Не каждый мужчина в темные века человечества считался способным «нейтрализовать», как это тогда называлось, девственницу.
Нейтрализовать, впрочем, не сложно, сложнее научиться использовать энергию девственности в своих целях.
Эти мысли успокоили аке. Что–то в нём посчитало, будто, принеся жертву, он сможет хотя бы уравновесить себя, успокоить. А, возможно — и восстановиться за счёт чужой целостности.
Девочек же в поместье хватало. Он не уделял им внимания последние недели, а поступления по давно заведённой традиции продолжались каждый восьмой день, и значит — выбирать теперь было из чего.