— Ну как ты сегодня? Развлёкся? — спросил Локьё, наливая себе воды.
В стакан он без особых церемоний сыпанул порошка из маленького контейнера, обитавшего в нагрудном кармане. Эрцог утомились, они нуждались в допинге.
Колин в допинге не нуждался, он сам был себе допингом. Мысли блуждали в нём иначе, чем во многих. Но и занимали его, почище любого наркотика.
— Садисты, — отреагировал я, тоже отбрасывая церемонии и откровенно вышаривая в барчике йилан. — Если я что–то понял, кроме того, что мою тупую персону использовали в тёмную — считайте меня яблоком с ушами!
Локьё захохотал и развалился в гомеокресле. Кресло с готовностью присосалось к нему, массируя.
Йилана я не нашёл. Каюта, куда Колин и эрцог юркнули, спасаясь, как выяснилось, от стюарда, медика и дежурных, оказалось не заточенной под мои вкусы.
Дьюп снизошел до обозрения занятий младшего командного состава: вытащил из кармана кителя плоскую пачку и кинул мне.
— У нас кроме тебя никого на эту роль и не было, — Локьё отхлебнул, покатал жидкость во рту и расцвёл, что бакросский веник. — Не боись, не спёкся бы. Эйниты заверили, что ты и не такое выдержишь. А предупреждать тебя было нельзя, наши почувствовали бы подставу.
— Почему никого не было кроме меня? А Колин?
— Твой «Колин» — потомственный лорд Михал. Что он мог доказать? Что переметнулся с нашей стороны на имперскую? Среди ваших есть пара–тройка небездарных, но девять… Девять это полноценный кольцевой эгрегор, как тебя, надеюсь, учили. Это минимум для создания общего психополя, весьма агрессивного при таком негативном настрое.
— Я ж ни разу на практике… — видимо, я занервничал, наконец, потому что воду пролил.
— Если бы ты хоть раз на практике… — Локьё зажмурился и отдался креслу.
— Поубивал бы, — кивнул на мой вопросительный взгляд Дьюп.
— Знаешь, почему в Содружестве совершеннолетие — 42 года? — спросил Локьё, раскачиваясь в кресле.
Я задумался. Возрастной ценз у экзотов не был продиктован нуждами государства, там хватило бы и 25–ти, которых добивались наши.
— Не знаю, — сдался я. — Это–то тут причём?
— Возрастной ценз инициации нарушается в Домах камня, — бросил Колин блаженствующему эрцогу.
Тот приоткрыл один глаз:
— Не так уж часто. Опасное это дело — взять малолетнего щенка, с его взрывной энергетикой, способностью самовосстанавливаться и резервами психики, а, главное — с абсолютной детской беспринципностью… и выучить на монстра!
— Почему на монстра? — удивился я.
Колин направил кресло к столику, где я заваривал йилан, и завладел чистым стаканом.
— Видел, что ты можешь натворить при желании? — спросил он, наливая себе горьковатой жидкости. — А ведь тебе далеко не семнадцать. Какие–то личностные механизмы уже сформировались и в беспредел сползти не дают.
— Сила, мальчик, от возраста зависит, в обратной пропорции, — выпрямился эрцог и тоже потребовал жестом свою порцию йилана. — Начиная с полового созревания, психическая сила начинает нарастать. Пика достигает примерно к двадцати–тридцати годам. Это очень в среднем, бывает и раньше. Потом самоотдача индивида становится меньше, жертвенность поступков тоже падает и сила устанавливается на каком–то стабильном уровне. Вот с этого момента у нас и начинают обращению с нею учить. Можно бы раньше… — эрцог помолчал, смакуя напиток. — Но больно сложным становится процесс воспитания. Чтобы личность смогла управлять собственной энергетикой — должна сначала сформироваться эта самая личность. Человек должен пройти через все положенные кризисы, созреть. А наша знать и так с детства в не самых лучших условиях для формирования здоровой психики. Вот потому, кстати, про воспитание в аристократических семьях и рассказывают всякие ужасы. Уж кто как может, так и пытается научить молодёжь выживать и правильно социализоваться. Всё, что в обычной семье ребенок получает сам по себе — трудности, ограничения, наказания — мы формируем искусственно. Потому что психическая сила — огромный соблазн. Страшнее, чем непомерные наши состояния и власть. Так что с тобой нам сильно повезло: кого–нибудь со средними данными наши задавили бы, девять — достаточное число для коллективной воли… Один ты у нас такой. И имперский, и ни одного реомоложения не прошёл, да и видно по тебе, что голая стихия. Ты ж со страху, как на Мать опирался, так и опираешься. И выезжаешь не на знании, а дурака включаешь. Этого не подделать. Тут и доказывать никому ничего не надо было. Снесла курочка яичко, а из него вдруг и вылупилось… — он смерил меня оценивающим взглядом. — Все знают, мальчик, что воля и направленность мыслей первична физике, что именно устремления человечества изуродовали его генетический код, а уж потом придумали все эти биодобавки и яды, на которые списывают упадок цивилизации землян. Все знают. Но никто не видел. Руками не щупал. А тебя можно пощупать. И убедиться, что воля заставляет и природу отыграть назад. Что мы получаем второй шанс, чистый, настоящий. И мы выживем как цивилизация людей… Громко я сказал? Напугал, поди? — он натянуто рассмеялся. — Выкинь из головы…