— Снимай одежду, — сказал он, и голос был совершенно обычный: негромкий и спокойный.
— Ты что, собираешься меня бить? — взвился Аний. — Меня?
— Я полагаю, тебе необходимо именно это.
— Но я не хочу! Я вообще не желаю больше тебя терпеть! Кто ты такой! Как ты смеешь! — выкрикнул испуганный Аний и понял, что лучше было рта не открывать вообще.
Взгляд Домато потяжелел. Дрожащий мальчик попятился и сам не понял, как выскочил в коридор.
Это было неправильно. Несправедливо. С ним нельзя поступать так!
Он несся по коридору и все, попадавшиеся ему на пути, казалось, оглядывались и смеялись в спину.
Аний влетел в свою каюту, а не в капитанскую, где он с удовольствием торчал последнее время, и заперся изнутри. Ему казалось, что Домато придёт и попытается вытащить его отсюда. Но никто не пришёл.
К вечеру он усвоил, что бывают пытки неизведанностью и одиночеством. Он пытался читать. Пытался пожаловаться отцу, но не сумел побороть стыда. Пытался переписываться с друзьями, но тоже не находил слов, чтобы пожаловаться или спросить совета. Да у него и не было друзей, которым он мог бы доверить такое сильное переживание. Раньше он мог бы довериться Домато, но теперь…
Наконец, он просто очень захотел есть. Вызвать стюарда казалось ему верхом глупости — стюард и был, по его мнению, главным заговорщиком. Он и был виноват!
Пришлось пробираться в столовую самому, через силу отвечая на приветствия членов экипажа и свитских. Голод тем временем пропал, оставив боль и тяжесть в желудке.
Он вернулся, снова запер магнитный замок. Уснуть, однако, не смог. Только часа за два до утреннего сигнала задремал ненадолго, и тут же был выброшен из сна. Не корабельной сиреной. До неё ещё оставалось достаточно времени, чтобы одеться, умыться, почистить зубы. И ещё постоять в полутьме коридора, дожидаясь, когда же зашипят раздвижные двери и разгорится свет. Потом он быстро пошёл по коридору, но, чем быстрее шёл, тем явственнее растягивалось время.
Доктор был у себя. Он, не спрашивая, открыл дверь в смотровую, и Аний был благодарен ему уже за это.
Мальчик ещё пытался думать, кто именно был виноват больше во всей этой истории, он или стюард, потом розга свистнула и мысли о мести тут же пропали. За пять или десять минут он пережил заново вчерашние страх и ярость, потом — стыд, сожаление. Но порка прекратилась только тогда, когда он обессилел и чувства ушли все.
Домато спокойно поставил прут в вазу. Он ничего не сказал, но Аний понял, что это не конец.
Он действительно сорвался второй раз, наверное, дня через три. И в этот раз было гораздо больнее, потому что прошлые синяки ещё не прошли, да и он знал уже, что будет долго и больно. Но на этот раз его отпустило. Он понял, что может справляться с собой, и что источник его ярости прежде всего в нём самом. И Домато убрал вазу из смотровой.
Прошло пять лет, прежде чем перед ними снова встала эта же проблема: насколько самость человека оправдывает подчинение и даже смерть других, таких же, как он. Но это уже не решилось так просто. Вернее решилось, но облегчения не принесло. Эрцогу ежедневно приходилось перешагивать через чужие жизни. Разве что, он смог не делать этого в поспешности и в гневе.
Аний Локьё вздохнул, сильно зажмурился, прижимая подбородок к груди и прогоняя головную боль. Еще раз повел плечами. Включил чайник.
Он привык обслуживать себя сам — слуги и ординарцы раздражали его и мешали умственным упражнениям.
Корабль вошёл в фазу торможения с приличным толчком: видимо, когда выключился основной двигатель, «боковые» немного несинхронно приняли скоростную нагрузку. Эрцог поморщился. Этот нахальный зеленоглазый пацан — капитан «Каменного ворона» (!), тоже поморщился бы сейчас. Сумасшедший имперский щенок на корабле с легендарном для Содружества именем…
«Каменный ворон» был одним из древних космических судов, сбросивших платформы с переселенцами над Доминэ. Синее морозное небо и тёмная громада корабля. Эрцог так часто видел эти старые кадры, что казалось — он извлёк их теперь из собственной памяти.
Что означает это название для мальчишки? Совпадение? Знак? Щенячья блажь?
И почему именно к этому имперскому капитану вдруг попал утерянный столетие назад, родовой сапфир дома Сиби?
Когда эрцог увидел камень, сердце его стукнуло. Всё разъяснилось, казалось. Мальчик, наверное, был полукровкой, внебрачным сыном кого–то из дома Сапфира, или даже его собственным сыном — Аний не очень–то держал в памяти все свои связи. Парень был высокий, с мощным костяком, белобрысый — всё это в сумме вполне могло указывать на кровь доминантов — элиты правления мирами Содружества.