— Капитан, пристегнитесь, — сказал Дерен. — Через десять минут будем в режиме декомпенсации веса.
— Навеличивать меня кончай, — сказал я, пристёгиваясь так же лениво, как он стартовал. — Агжей меня зовут. Наедине можешь звать так.
— Куда летим…Агжей? — улыбнулся Дерен.
Ему было весело отчего–то. Хэд, он же думал, что я — Гордон. Я нервно рассмеялся. Сам, порой, забывал на доли секунды — кто я.
У меня ничего нет в этом мире кроме горстки друзей, и эти связи пока удерживают меня и моё имя здесь. Но небытие, которое я всё больше учусь ощущать — несоизмеримо больше. Мир, очерченный человеческой психикой, так невозможно мал, что, прикасаясь к его границам можно уже только от этого прикосновения утратить осознания себя, как чего–то отдельного.
Чего же мы так боимся смерти, раз это всего лишь утрата отдалённости от прочего мира — вот вопрос?
Чем дольше я думал об этом, тем меньше боялся небытия. Если меня не будет здесь и сейчас — такая ли это трагедия? Ведь меня не выковыряешь уже из каждого, к кому я прикасался, из воздуха, из звёзд, что на меня смотрели. Я есть. И в этом плане у физической жизни — совсем небольшая ценность. Я уже не уйду из тех, кто меня любит, и потому терять мне просто нечего. Другое дело, стоит ли тащить за собой в небытие Дерена?
— Вальтер, — окликнул я пилота.
Тот сосредоточенно просчитывал ближайшую зону Метью, порождаемую моментом вращения Аннхелла вокруг его солнца и не сразу повернул голову.
— Ты смерти боишься?
Нашёл, когда спрашивать.
Дерен заморгал, переключаясь с математики на философию.
— А что, — спросил он. — Всё так плохо?
— Ну, хорошего, честно говоря, мало. Мы летим к Плайте и чего там нахватаемся — одни Беспамятные знают.
— Я же был уже. Может, повезёт?
— Значит, не задумывался?
— Почему не задумывался? Задумывался. Только…
Он замолчал и долго–долго глядел, как мелькают цифры на дисплее навигатора. Казалось, уже ничего не скажет, но сказал.
— Я, наверное, не умею бояться по–настоящему, капитан. Это от меня далеко. Я смеюсь потом над тем, что казалось мне страшным. Может, не чувствовал ещё настоящего страха.
— Эх ты, — усмехнулся я. — Классификатор. Руками давай, работай. Выходим не у Плайты, а у Z–16. Осмотреться надо. Если что, считай, чтобы из прокола в прокол.
— Есть, капитан. А вам… тебе часто бывает страшно?
— Теперь уже нет… Теперь чаще бывает стыдно…
Я вспомнил, как вот в такой же малой шлюпке сидели когда–то мы с Вланой. Как я подшучивал над ней, думая, что она — мальчик.
Я был тогда, словно во тьме. Во тьме собственной гордости и невежества. Хотя…Почему — был? Из этой тьмы не выйти. Потому что преодолеть гордость можно, но как преодолеть невежество? Чем больше ты узнаёшь — тем больше освещаешь непроявленного во тьме…
Грудки у девочки на поверку оказались маленькие и острые, сама она была нескладная, тощая, длинная… Зверёныш, лосенок, очаровательный именно в дикости и нескладности, но не в плане того, что мне предложили с ней сотворить.
— Иной судьбы у неё нет, — сказала Айяна, вызвав меня на днях на свою половину, где я оглядывался с любопытством и поначалу пропускал часть её слов мимо ушей. — Это должен сделать кто–то со стороны. И лучше — совсем без желания девушки, так, чтобы надежды у неё не осталось.
— Надежды на что? — спросил я рассеянно. Моё внимание занимало лабораторное оборудование, к которому руки так и тянулись.
— Надежды на совместное будущее. Можешь попробовать уговорить её, но лучше бы и не спрашивать…
— Я что, изнасиловать её должен что ли?! — дошло до меня, наконец.
Айяна помолчала.
Я перестал оглядываться и уставился на неё, прикусив губу, чтобы не брякнуть что–нибудь нецензурное. Она же всё знает! Как она может говорить об этом со мной? Не думает же она, что я способен предать Влану, лежащую сейчас в реанимационной капсуле?
— У девочки нет иной судьбы, — вздохнула Айяна, и я сначала не понял, о ком она. — Время уходит. Если не это — она умрёт. Цепь её жизни разомкнута, понимаешь? Смерть её будет страшной… — она отвернулась, не желая отвечать на незаданные мной вопросы.
Пришлось спросить вслух.
— Но я–то почему?!
Айяна обхватила плечи узкими ладонями и смотрела в окно. Потом произнесла чуть слышно:
— А кто же из живущих при храме…
Я был уже хорошо знаком с местными нравами. Никто из юнцов, обучающихся дыханию эйи, действительно просто не был способен на обман глупого, беззащитного существа. Доверчивого и смешного…