— Я не помешал? — играя в вежливость, спросил Энрихе.
— Помешал. Садись, — капитан Пайел в вежливость играть привычки не имел. Энрихе это иногда забавляло, иногда раздражало, но сейчас он вообще ничего не ощутил.
— Что произошло? — спросил он, усаживаясь и намеренно не глядя на экран.
— Алайцы твои сообщили, что отходят.
— Я им отойду. Дай–ка я скажу Бризо пару ласковых!
— Он полагает — ты не поймёшь, — усмехнулся капитан Пайел, встречая взгляд Энрихе не менее твёрдым и «тренированным» взглядом. Угрозы, однако, в его глазах не читалось. Немного ехидства, пожалуй, не более.
Алаец слышал их разговор и молчал, что вообще было странно для этого довольно болтливого народа.
— А ты, значит, понял? — нахмурил брови Энрихе и чуть усилил ментальное давление, что капитан выдержал с той же улыбкой, психической диспозиции вообще не сменив. Запас прочности у него, видимо, был немалый. Но играл сейчас Энрихе не с капитаном, потому продолжать эксперимент не стал. Он просто тянул время и наказывал Бризо своим невниманием, демонстрируя ему, что недоволен.
— Нет, я не понял, — легко признался капитан Пайел, выскальзывая из наброшенных на него психических «пут», как намыленный. — Но я видел — он нервничает.
Когда–то маленького Энрихе приемный отец учил рыбачить, и скользкая озерная рыба вот так же шутя, выворачивалась у него из рук. Прощупать бы этого капитана серьёзнее… Но сейчас было не до того.
— Вот и пусть понервничает! — Энрихе развернулся, наконец, к экрану и уставился в раскосые глаза Бризо, овладевая его вниманием. Сделать это было проще простого. Само подчинённое положение алайца не давало тому особого выбора.
— Ты куда, дерьмо хантское, свалить решил? — спросил Энрихе, устанавливая контакт «глаза в глаза». — Думаешь, если отец болен, то можно нарушать условия контракта!?
Алаец моргнул, слабо пытаясь сопротивляться, Энрихе усмехнулся, позволяя собственной воле на миг взять верх над прочими категориями «я»…
Но особого давления и не потребовалось. Иннеркрайт почти сразу ощутил, что подсознание жертвы дезориентировано и готово идти следом за своим палачом в тот мир образов, который он ему сейчас будет навязывать.
— Белые корабли пришли, мой господин, — ещё пытался оправдываться алаец. — Мы не можем остаться. Белые корабли — белая смерть для нас. Алайцам нельзя умирать белой смертью…
— Меня не волнует, какой смертью вам можно умирать, а какой нельзя! — Энрихе сжал зубы, перекрывая часть горловой чакры и не позволяя всему накопившемуся гневу выплеснуться сразу. Убийство Бризо не входило пока в его планы. — Сорвавший контракт со мной будет мечтать о любой смерти, — Энрихе сосредоточился на багровых оттенках красного, зная, что, приняв этот психический образ, Бризо домыслит остальное сам. — Ты желаешь, чтобы клиенты обращались к тебе, «мой дорогой Бризо»? — Энрихе подержал паузу. — Будь уверен, если ты сейчас уйдешь из системы, то по другому к тебе обращаться уже никогда не будут!
Иннеркрайт задержал вдох и продолжал удерживать взгляд Бризо, ожидая сопротивления. Обращение «мой дорогой» для алайца — более чем оскорбление. Оно означает, что некто имел с ним сексуальные отношения, да ещё и остался недоволен. Если бы за спиной алайского капитана маячил сейчас хоть кто–то из охраны, он не сдержался бы. И, возможно, воздействие пришлось бы усилить, а иннеркрайт не хотел ломать раньше времени такую дорогую игрушку. Но Бризо стоял у экрана один. Он скривился, и ноздри его раздулись. Сознание тоже судорожно дёрнулось было… Но тут же черты лица обмякли.
— Значит так, — продолжал Энрихе, не ослабляя воздействия. — Контракт должен быть выполнен. Можешь немного отойти, на одну–две единицы, не более. А в качестве штрафа отдашь мне двух своих людей. Без гарантий возврата. Надеюсь, ты понимаешь, что мне нужны настоящие бойцы, а не проститутки из твоего походного борделя.
— Сделаю, мой господин, — прошептал Бризо. Энрихе ощущал, как липкий вонючий пот бежит по его спине.
— И из сектора — никуда, даже если в следующий раз к Плайте слетятся трупные мухи! Ты меня хорошо понял?
Пошла завершающая концентрацию пауза… Энрихе слушал пульс своей жертвы, проверяя, насколько алаец ему послушен. У того медленно зеленели белки глаз, и темнело лицо. Достаточно, решил Энрихе, вряд ли Бризо теперь придёт в голову чудить.
— Отбой связи!
Иннеркрайт прервал зрительный контакт, отпуская жертву.
Капитан, ставший невольным свидетелем разноса, который Энрихе устроил алайцу, хмыкнул и сказал как бы про между прочим:
— Не знал я, что эрцоги опускаются до откровенно ублюдочной манеры общения.