Агескел метался по комнате, вожделея мести. Грядущего официального Совета знати Домов камня он избежать не мог, а там всегда царило напыщенное ветхое ханжество, вызывавшее у него рвотные позывы уже вторую сотню лет.
Старые ханжи остепенились, конечно, когда им не по силам стало творить непотребства. Стали законопослушны.
А ведь тетушка прекрасно плясала когда-то в неглиже между бутылками с выпивкой. Как она научилась потом поджимать губы…
Впрочем, её ли это вина? Человек слаб. Ему так хочется немножечко власти, капельку чужой крови…
Чем его тётушка отличается от сотен других, родовитых-бездарных? Её призрачная власть — бумажки с гербами предков, деньги предков, авторитет предков. Сама она — не стоит ни эрго.
Это враньё, что сила обязательно должна передаваться по наследству. Эрцоги заводят сотни внебрачных детей, чтобы обновить кровь. Ищут и не находят.
Только Дом Аметиста уцепился за линию Рика Эйбола, но ни один генетик так точно и не сказал, что заставляет пробуждаться нужные гены. А потому — власть до сих пор лишь слова о власти. Враньё о некоем праве наследовать ложь да трупы.
И чем крепче твоя родовая власть, тем толще под нею подстилка из человечьих костей и мёртвых оболочек светлых идей. Так на чём будет стоять твой трон?
Мир устроен так, что лишь самые лживые и жестокие способны добиться власти. Душа ребёнка уязвима. Искалеченная в детстве или юности — она порождает цивилизацию жертв. Ей управляют силой и ложью.
Уходящие говорили о связи каждого с Изначальным. Но в чём она, эта связь, если мир — толпа трусов, по собственной воле бегущих на алтари для заклания?
Что они потеряли? Дух? Волю?
Они тянутся к другим искалеченным, намертво врастая в ячейки общественных структур. Они способны целыми днями выполнять бессмысленную работу ради своего места в человеческом муравейнике. Они мнят безопасным единственное место — свою личную клетку.
Освободи такое двуногое, и оно впадёт в ужас. Оно было отрезано от Вселенной, эту связь не сшить. Паутина пугает его до смерти.
И это хорошо. Любое государство устроено так, чтобы максимально успешно калечить своих будущих членов. Не покалеченному — государство без надобности.
Здоровый энергетически человек никогда не бывает одинок внутренне. Не стремится в чужие сети. Он гость самому себе и миру, сам себе муж и жена.
Такие разделяют с сородичами и партнерами только истинные совпадения, освобождая друг друга духовной связью.
И размножаются они чрезвычайно плохо, долго и тщательно, производя на свет таких же изначально цельных и самодостаточных.
Потому цивилизация жестко пресекает попытки настоящей духовной свободы, заманивая свободами телесными чернь, а эмоциональными — элиту. Ещё не пришло время повергнуть государства во прах.
Стоящим во главе известно: дверца клетки должна быть закрыта так, чтобы пленники даже не подозревали, что в клетке может существовать дверь.
Зато мышам даётся на выбор целых четыре угла. А так же самые разнообразные тренажеры и кормушки — для «самореализации», а по сути — для кормления налогами государственной машины.
Агескел любил следить за судьбами людей известных и популярных, которых государство, отработав, вышвыривало из системы, заставляя умирать в одиночестве, среди непривычных страхов. Любил он наблюдать и за малыми мира сего. Знал, что жертвы насилия идут иной раз в бордель вполне добровольно, стремясь наполнить опустевшее, но беря из себя всё больше.
Человек по определению глуп. А у глупого — грех не отнять самое дорогое. Целостное. Совершенное. Чему не знают цены.
Недаром соблазнять во все века было приятней монахов. Они носят в себе золото воздержания, редко осознавая его истинную цену.
Аке почувствовал, что мысли возвращают его к равновесию, и слабость в самом деле постепенно отступает.
Тогда, вызвав двух алайцев, он решил перейти к практике и отправился посмотреть девчонок и мальчишек из последней партии рабов.
Алайцы, зная вкусы работодателя, постоянно пополняли запас детей и девушек в подвалах Алдиваара. Среди миров Экзотики были и такие, где рабство существовало не только на бумаге в виде долговых обязательств.
Спускаясь в подвалы, аке заранее хмурил брови и стучал ножкой. Ему хотелось чего-то особенного. Тем более, что он был оскорблен не только Белым Гостем, но и рясоносцем из союза Борге. И жаждал теперь эйнитской или боргелианской девственности. И готов был хорошо заплатить.